Белинский и Писарев о Татьяне Лариной и других героях романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»
Дайджест /1-8/

Противоречий очень много.

А.С. Пушкин

Аннотация.
В работе показана ошибочность ряда положений критических статей В.Г.Белинского и Д.И.Писарева, посвященных анализу романа «Евгений Онегин», предложена новая трактовка образов главных героев романа, подчеркнута современность и актуальность этого неувядающего пушкинского творения.

1
Золотой фонд мировой литературы немыслим без романа «Евгений
Онегин». Почти два века сотни миллионов читателей, ученых, студентов и школьников разных стран изучают это произведение…..
«Евгений Онегин» – роман-загадка. Пушкин щедро разбрасывает по его тексту «заманчивые загадки», чтобы читатель «голову ломал». Великие писатели, знаменитые критики, крупные ученые-пушкинисты нередко высказывают противоположные, часто противоречивые оценки событий или характеров героев.
Загадочность романа подтвердил сам Пушкин, отдавая «плоды трудов» своих «журналистам на съеденье»:

Я кончил первую главу;
Пересмотрел все это строго:
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу.
(глава 1, строфа LX)

Знаменитые литературные критики В.Г.Белинский и Д.И.Писарев, не
смогли, по нашему мнению, дать в полной мере компетентного, достойного их высокой квалификации критического разбора «Евгения Онегина» и избежать противоречивости своих же заключений и суждений по ряду вопросов.
Так, не должен видный критик выдавать Татьяну Ларину за эталон русской женщины и одновременно называть ее «нравственным эмбрионом» со «спящим умом», «безнравственным» существом, пошлой «идеальной девой»….

2
При создании романа «Евгений Онегин» Пушкин широко использует 4 принципа: «противоречивость», фигуру умолчания, реализм и «веселость».

Пушкин признает принцип противоречивости, реально существующий в природе:

Так нас природа сотворила,
К противоречию склонна.
(5, VII)

Можно сказать, что Пушкин широко использует принцип литературно-художественного противоречия, выступая в романе сразу в трех лицах: как рассказчик, как автор романа, который постоянно делится с читателем своими мыслями, оценками и воспоминаниями, нередко прерывая рассказчика, и как своеобразный лирический герой романа.
Пушкин, как автор, сочинил «необдуманное письмо» Татьяны к Онегину, потом, как рассказчик, восхищается и «не может им начитаться», а затем, как лирический герой, спрашивает: «Татьяна! для кого ж оно?».
Как лирический герой, Пушкин общается со своим «добрым приятелем» Онегиным:

Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору.

Онегин был готов со мною
Увидеть чуждые страны.
(1, LI)

Разумеется, сложность образов героев, их динамичность может приводить к изменению их взглядов и поведения со временем или в новых обстоятельствах, что не может рассматриваться как их противоречивость.
Принцип фигуры умолчания (прерывание повествования) широко используется Пушкиным для активизации мышления и воображения читателя, для сотворчества. Так, зарождение чувства симпатии, любви, первая встреча молодых, развитие их отношений всегда волнуют читателя. Но Пушкин дает очень скудную информацию и о первой встрече Татьяны с Онегиным, и о знакомстве Татьяны с генералом N. …

«Неоконченность романа» стала одной из главных мишеней для многих критиков, утверждающих, что Пушкин оставил роман незавершенным, не дав развязки любовного треугольника. Даже Белинский пришел к выводу, что «Евгений Онегин» – «роман без конца».

На основе анализа текста этого произведения, характеров героев в развитии ниже будет обоснованно показано, что Пушкин не оставил роман без достойного художественного завершения.
Общепризнанна реалистичность романа. Поэтому при наличии альтернативных оценок характеров и поступков героев читателю следует выбирать из них наиболее обоснованные, наиболее близкие к реальной жизни.

Отметим весьма важную деталь: по словам Пушкина, «в нашем романе время расчислено по календарю», хотя описываемые события в романе охватывают длительный временной период с конца 1819 по весну 1828 года.
На четвертый принцип – «веселость» – Пушкин обращает внимание читателя уже во введении:

Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных...

Печальных событий и известий в романе читатель без труда найдет немало:
разорение отца Онегина и его смерть, болезнь и смерть дяди, смерть отца Татьяны, ранняя смерть родителей Ленского, убийство Ленского на дуэли, смерть няни Татьяны; Евгением, «в цвете лучших лет», овладела «русская хандра», Прасковья Ларина, попав в деревню, «рвалась и плакала», «с супругом чуть не развелась», Ольга потеряла жениха накануне свадьбы, княжна Алина четвертый год больна чахоткой, Татьяне после именин гибель от Онегина кажется «любезной», Онегин в восьмой главе – «на мертвеца похожий».
Тем не менее, по словам Пушкина, «главы романа несут на себе отпечаток веселости». Действительно, ниже будет неоднократно показана правота этих пушкинских слов.

3
Белинский жаловался друзьям, что объективный анализ образа Татьяны крайне затруднителен из-за «болезненных противоречий», и в то же время утверждал, что Татьяна «создана… из одного цельного куска», что в ней «нет болезненных противоречий», что она «во всех положениях своей жизни всегда одна и та же», но … «общество пересоздало ее».
При этом, разумеется, критик видит огромную «разницу между немой деревенской девочкой с детскими мечтами и светской женщиной, способной словами выражать свои чувства и мысли»….

Почему же Белинский, по словам Плеханова, «самый глубокомысленный из наших критиков», обладавший «чутьём гениального социолога», не может избежать противоречивости своих же суждений?
Противоречие, в общепринятом смысле, – это два высказывания, из которых одно является отрицанием другого, одно с другим несовместимо, одно опровергает другое, нарушая логику или правду.

Для поиска объяснения противоречивости приведенных высказываний Белинского следует подробно рассмотреть одну из главных загадок романа: какое «горе, неотразимое ничем, » обрушилось на мать Татьяны Прасковью Ларину в деревне мужа, и с какой целью Татьяну-ребенка возили в Москву?

Как известно, мать Татьяны Прасковью «повезли к венцу» с Дмитрием Лариным, «не спросясь ее совета»,

Она вздыхала по другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле.
(2, XXXI)

Чтобы «ее рассеять горе» от расставания со «славным франтом Грандисоном», «игроком и гвардии сержантом»,

Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась.
(2, XXXI)

В имении мужа Прасковья переживала тяжелую стрессовую ситуацию: вместо привычной московской жизни, вместо родных и друзей, любимых подруг, «московских франтов и цирцей» она оказалась «в глуши потерянных селений». Но «муж любил ее безмерно», предоставил ей полную свободу действий. Прасковья Ларина

………хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
(2, ХХХI)

Привычка, отмечает Пушкин, «свыше нам дана» и нередко вполне может заменить счастье. Но счастливая жизнь Прасковьи Лариной длилась недолго: Пушкин, не вдаваясь в подробности, сообщает, что на Прасковью Ларину обрушилось

Горе, не отразимое ничем.
(2, ХХХII)

Мы полагаем, что это «ничем не отразимое горе» состояло в том, что родители в первые месяцы после рождения дочери («от самых колыбельных дней») обнаружили у нее признаки неизвестной болезни, и по этой причине Прасковья с дочкой Таней помчалась за помощью к врачам в далекую Москву.
Факт посещения Москвы маленькой девочкой Таней подтверждается родственниками Татьяны после приезда ее в Москву на «ярмарку невест»:

Родне, прибывшей издалеча,
Повсюду ласковая встреча,
И восклицанья, и хлеб-соль.
«Как Таня выросла! Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я так на руки брала!
А я так за уши драла!
А я так пряником кормила!»
(7, XLIV)

Родители, несомненно, рано стали замечать нарушения в психике дочери, странности ее поведения и отставание в развитии. Они тяжело переживали от вида безучастного, неулыбчивого младенца, который «ласкаться не умеет», «смотрит и не видит».

Описание поведения Татьяны-девочки и Татьяны-подростка дает основания утверждать, что наблюдательность Пушкина позволила ему опередить врачей-психиатров всего мира: только через 150 лет после выхода романа психическое расстройство Татьяны Лариной, описанное поэтом, получило в медицине название «аутизм», а легкая форма этого психического заболевания известна ныне медикам как синдром Аспергера.

Современная медицина считает, что аутизм – это состояние психики (психическое заболевание, психическая замкнутость, образ жизни), которое возникает в возрасте от 6 месяцев до 3 лет и проявляется совокупностью таких главных симптомов как отсутствие стремления к общению, преобладание замкнутой внутренней жизни, уход от реальности в мир личных переживаний, мечтательность, чрезмерное фантазирование, самоизоляция, отстраненность от внешнего мира.

4
Все вышеназванные признаки синдрома Аспергера в полном объеме присущи образу Татьяны Лариной, описанному в романе. Вот как характеризует Пушкин свою милую, болезненную героиню….

Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
(2, XXV)

Две последние строчки в черновике романа звучали иначе:

И часто целый день одна
Сидела с книгой у окна.

Эта пушкинская поправка: замена слова «с книгой» на слово «молча» весьма красноречиво характеризует героиню.
Страдающие от аутизма дети не способны устанавливать эмоциональный контакт с родителями и вести себя типичным для младенцев образом: улыбаться близким, принимать их ласку. Стереотипность речи и поведения, привычка к повторяющимся действиям, неспособность к игре с другими детьми, неумение играть игрушками или что-то делать собственными руками, эмоциональная холодность нередко приводят к отставанию в развитии, умственной отсталости, уходу ребенка в себя, эгоцентризму.

Цитаты из романа, описывающие Татьяну, можно включать в медицинские учебники по психиатрии для поэтического описания синдрома Аспергера.

Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна. (2, XXVI)

…….. куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды……………….

Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
(2, XXVII)

С подвижной, веселой младшей сестрой Ольгой Таня не играет и не общается, подруг среди других детей или дворовых девушек у нее тоже нет. Эмоционально маленькая Таня не реагирует на присутствие всего живого в доме, во дворе и округе, никого не замечает, никого не гладит и не кормит. Ни одна собака не сопровождает ее в прогулках по лесу.

Ничто ее не занимает,
Ее души не шевелит. (4, XXIV)

Погруженность в свои мечты, уход в себя, эгоистичность Тани кажутся безграничными. Даже судьба родной сестры и ее жениха («брата своего») ее не волнует. После ночи святочных гаданий Таня увидела в «зловещем сне» гибель Ленского от руки Онегина.

Спор громче, громче; вдруг Евгений
Хватает длинный нож, и вмиг
Повержен Ленский; страшно тени
Сгустились; нестерпимый крик
Раздался... хижина шатнулась...
И Таня в ужасе проснулась...

Дверь отворилась. Ольга к ней,
Авроры северной алей
И легче ласточки, влетает;
«Ну, говорит, скажи ж ты мне,
Кого ты видела во сне?»
Но та, сестры не замечая,
В постели с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И ничего не говорит.
(5, XXI - XXII)

Свадьба Ольги и Ленского была назначена на ближайшее две недели. Сообщи Таня Ольге содержание сна, дуэль Ленского с Онегиным, безусловно, не состоялась бы: Ольга не отходила бы от Ленского ни на шаг, и повода для ревности Ленского на именинах и ссоры двух друзей не было бы. Но Таня глубоко погружена в свои мысли и в разгадку сна с помощью сонника Мартына Задеки.

…………. Ее сомнений
Мартын Задека не решит;
Но сон зловещий ей сулит
Печальных много приключений.
Дней несколько она потом
Все беспокоилась о том.
(5, XXIV)

Дефицит речевого общения с окружающими приводит Татьяну к проблемам с речью, ограниченности и скудности словарного запаса.

Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своем родном.
(3, XXVI)

Постоянная печать бледности на лице («утренней луны бледней») – отличает Татьяну от ее сестры.

Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
(2, XXV)

Молчаливое сидение у окна целыми днями стало основным повторяющимся действием, стереотипной, привычной нормой поведения Тани. Молчание – главное состояние героини. «Бледна, как тень», «в уныние погружена», « грустна и молчалива, как Светлана» – вот ее портрет.

Времяпровождение Тани однообразно и бедно впечатлениями. Татьяна привыкла рано вставать. В летнее время после сна в душной комнате она выходит на балкон «предупреждать зари восход», а потом «все грустит она, да бродит по лесам одна». А зимой становится очень тоскливо: в морозные дни «cквозь мерзлое стекло» Тане почти ничего не видно.

В привычный час пробуждена
Вставала при свечах она.
(2, XXVIII)
……………………………….
В глуши что делать в эту пору?
Гулять? Деревня той порой
Невольно докучает взору
Однообразной наготой.
(4, XLIII)

И в кабинете Онегина Татьяну очень интересует «вид в окно сквозь сумрак лунный». И в Москве она не меняет своего привычного поведения:

….. ранний звон колоколов,
Предтеча утренних трудов,
Ее с постели подымает.
Садится Таня у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
(7, XLIII)

Чтобы не пострадала ее репутация, Татьяна вынуждена была выходить к гостям, т.е. переходить от окна своей спальни к окну гостиной. Она или стояла у окна:

Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е,
(3, XХХVII)

Или сидела у окна спиной к гостям, мечтая о чем-то своем, не вникая в беседу за столом. Такое заключение вытекает из следующего описания. Погруженная в любовные страдания по Грандисону-Онегину, Таня мучается от необходимости выходить к гостям. Все чувства и мысли бесхитростной, открытой, искренней Тани, несомненно, проявлялись в мимике ее лица.

В уныние погружена,
Гостей не слушает она
И проклинает их досуги,
Их неожиданный приезд
И продолжительный присест.
(3, VIII)

Но поскольку гости не могли видеть недовольства и проклятий на лице Тани, они долго не расходились.
Разнообразие в скудные жизненные впечатления вносят сновидения, которые можно разгадывать по соннику – любимой книге, «глубокому творенью» толкователя снов Мартына Задеки.

Мартын Задека стал потом
Любимец Тани…. Он отрады
Во всех печалях ей дарит
И безотлучно с нею спит.
(5, XXIII)

В деревенской среде девушек учат встречать дома гостей и потенциальных женихов, знакомиться с ними («а Дуня разливает чай»). Но присутствовать за столом, участвовать в беседах с гостями, «разливать им чай» Татьяна не могла. Эту обязанность взяла на себя младшая сестра Ольга.

Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал.
(3, XXXVII)

Свою героиню Пушкин называет «мечтательницей нежной». О чем же мечтала Татьяна? Авторы либретто знаменитой оперы П.И.Чайковского «Евгений Онегин» не смогли найти ответ на эту загадку в тексте романа и вынуждены были сочинить следующий диалог между главными героями.
Онегин: «О чем же вы мечтаете?»
Татьяна: «Задумчивость – моя подруга от самых колыбельных дней».
Онегин: «Я вижу вы мечтательны ужасно. И я таким когда-то был».

Пушкинские слова о том, что его «милая Татьяна»

…….. от небес одарена
Воображением мятежным,
Умом и волею живой,
И своенравной головой,
и сердцем, пламенным и нежным
(3, XXIV)

Не противоречат вышеизложенной версии психологического портрета главной героини романа. Татьяна, к счастью, попала в небольшое число аутичных детей, обладающих высоким интеллектуальным потенциалом и способных при определенных условиях стать полноценными членами общества, а иногда и продемонстрировать особую одаренность в какой-то области. (Аутизмом, как считается, страдали философ Кант, сказочник Андерсен, художник Нико Пиросманишвили)….

Родители Тани, переживающие из-за негативной репутации дочери в глазах «общественного мнения», очевидно, предпринимали энергичные усилия по преодолению недуга. После поездки с маленькой Татьяной в далекую Москву Прасковья Ларина стала усиленно заниматься воспитанием дочери: учить общаться и налаживать отношения с другими людьми, обучать ее грамоте, французскому языку, читать сентиментальные романы, учить наизусть стихи и танцевать. Здесь матери очень пригодилась ее «стишков любимая тетрадь». Но разорвать привычный круг одиночества Тани ей оказалось не под силу.

В сельском кругу трудно скрыть что-нибудь от окружающих. Слухи о «своенравной голове» «бедной Тани» ни для кого из соседей не были секретом, никто из потенциальных женихов не хотел рисковать своей репутацией и появляться в ее доме. Гуляя по округе, Татьяна уверена: «Меня не знают!» Она полагает, что проживает «в глуши забытого селенья», «в пустыне», хотя няня уверяет ее в обратном:

Кругом соседей много есть;
Куда мне их и перечесть.
(3, XXXIV)

17-летняя Татьяна свыклась с ожиданием решения судьбы и мечтала: ее «душа ждала кого-нибудь», кто сможет вывести ее из «темницы» к людям.
Неожиданное появление Онегина в доме Лариных осталось, по существу, незамеченным Таней: она, как обычно, «вошла и села у окна» спиной к гостю, не вслушиваясь в его беседу с матерью и Ольгой. Поэтому заезжий гость, естественно, не произвел на Таню никакого впечатления и никакого интереса не вызвал: вопросов об Онегине после его отъезда она не задавала ни матери, ни Ольге, ни другу Онегина Ленскому.
А Онегин при появлении Татьяны успел только заметить ее «и бледный цвет и вид унылый», а после визита к Лариным больше всего боялся, чтобы «брусничная вода» ему «не наделала вреда».

Белинский, однако, решил, что Онегин мог заинтриговать Татьяну и побудить ее написать ему любовное письмо: «и она увидела его, и он предстал пред нею молодой, красивый, ловкий, блестящий, равнодушный, скучающий, загадочный, непостижимый, весь неразрешимая тайна для ее неразвитого ума, весь обольщение для ее дикой фантазии».
Трудно представить, чтобы деревенская простушка «со спящим умом» так глубоко и быстро смогла оценить столичного заезжего гостя, увидеть «его аристократизм, его светскость, неоспоримое превосходство над всем этим спокойным и пошлым миром». «Бедная Таня» и понятий таких не имела и слов таких не знала, какие использует Белинский, и, как видно из текста романа, сравнивать Онегина ей было не с кем, если не считать каши в ее голове от героев прочитанных ею сентиментальных книжек.

5
А что же побудило Татьяну через несколько месяцев после визита Онегина написать ему любовное письмо? Для этого надо вспомнить еще об одном важном герое романа – поместном дворянстве. Подчеркиваем, визит Онегина к Лариным остался бы, по существу, незамеченным Таней, если бы не вступила в действие новая сила: оскорбленные высокомерием Онегина соседи, которых Евгений демонстративно не принимал дома.

Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги, –
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним.
(2, V)

Недоброжелательность соседей резко возросла после введения Онегиным нового экономического «порядка» управления крепостными в своем имении.

Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.
(2, IV)

«Общий глас» соседей сурово осудил Онегина:

Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино…..
(2, V)

Они затаились, ожидая удобного случая для мести и расправы. Визит к Лариным оказался хорошим поводом для соседских разговоров, злых насмешек и сплетен по поводу того, что столичный ловелас соблазнился даже нашей «бедной Таней». Соседи понимали, что «грешно так шутить» над девочкой, но упустить такой удобный повод поиздеваться над гордецом, отомстить ему за свое унижение они не могли….

…….. Онегина явленье
У Лариных произвело
На всех большое впечатленье
И всех соседей развлекло.
Пошла догадка за догадкой.
Все стали толковать украдкой,
Шутить, судить не без греха,
Татьяне прочить жениха;
Иные даже утверждали,
Что свадьба слажена совсем,
Но остановлена затем,
Что модных колец не достали.
(3, VI)

Злые, клеветнические сплетни о сватовстве Онегина и предстоящей его свадьбе с Таней медленно распространялись по округе, и, наконец, достигли семейства Лариных, поставив их в неловкое положение. Пушкин четко указывает на отрицательную реакцию Лариных и самой Тани на клевету:

Татьяна слушала с досадой
Такие сплетни.
(3, VII)

Но психологическое давление повторяющихся в течение нескольких месяцев слухов не могло не повлиять на детскую психику. Пушкин тонко почувствовал, что ребенок-аутист, начинающий понимать свое состояние, глубоко страдает от того, что он не такой, как все. Он страстно желает разорвать оковы безмолвия, инстинктивно ищет «спасителя».
Окружающие Таню люди были бессильны помочь ей вырваться из круга «жестокого одиночества». И она, наконец, поверила слухам, что Онегин – это возможный ее «ангел-хранитель», которого нужно только призвать на помощь.
Во время прогулки по саду в голове всплывают строчки «письма для милого героя», заученные наизусть из сентиментальных книжек и тетрадки маминых стихов. Татьяна

Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты,
Вздыхает и, себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусть,
В забвенье шепчет наизусть
Письмо для милого героя.
(3, Х)

Она решает рассказать няне о своей любви, не сообщая, о ком идет речь, но опытная няня не принимает всерьез слов любви ее семнадцатилетнего «дитя» к какому-то мужчине. Трижды Таня повторяет свое признание и трижды няня вынуждена напоминать ей, что она нездорова.

«Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!.. »
– Дитя мое, ты нездорова;
Господь помилуй и спаси!
Чего ты хочешь, попроси...
Дай окроплю святой водою,
Ты вся горишь... – «Я не больна:
Я... знаешь, няня... влюблена».
– Дитя мое, господь с тобою! –
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.
(3, ХIХ)

«Я влюблена», – шептала снова
Старушке с горестью она.
– Сердечный друг, ты нездорова.
«Оставь меня: я влюблена».
(3, ХХ)

И ночью она решилась написать «необдуманное письмо» к загадочному московскому гостю.

И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну...
Вдруг мысль в уме ее родилась...

…………..и вот она одна.
Все тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет,
И все Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено...
Татьяна! для кого ж оно?
(3, ХХI)

Главное в письме Татьяны – поиск спасителя, защитника, просьба разорвать блокадное кольцо социальной изоляции.

Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю....
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.

Таня уверена, что ее страдания могут растопить сердце Онегина:

Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.

Пушкин страдает вместе со своей героиней, сочувствует ей.

Татьяна любит не шутя
И предается безусловно
Любви, как милое дитя.
(3, ХХV)
……………………………
Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слезы лью;
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу свою.
Погибнешь, милая.
(3, ХV)

Так появилось знаменитое письмо Татьяны к Онегину, по сути, – крик души с мольбой о помощи к «ангелу-хранителю», а по форме – наивное любовное письмо с «младенческими мечтами», выписка чужих страстей из прочитанных романов и маминого альбома стишков, которые, конечно, не мог не знать Евгений – «истинный гений» «науки страсти нежной».
Разумеется, ему была хорошо знакома яркая фраза из многих полученных им ранее любовных писем сентиментальных барышень: «то воля неба, я твоя!», также выписанная Татьяной или Прасковьей из романа Руссо «Новая Элоиза» или из элегий французской поэтессы Деборд-Вальмор.
Кроме того, никак не вяжется «вид унылый» искренней Татьяны при первой встрече с Онегиным с явно чужими словами из ее письма:

Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!

«Письмо Татьяны прекрасно …, хотя и отзывается … какою-то детскостью»,- отмечал Белинский.

6
Подробно рассмотрим реакцию Онегина на полученное письмо. Итак, через несколько месяцев после визита к Лариным неизвестный мальчик передал Онегину анонимную записку без указания адресата и отправителя, выписку-компиляцию известных всем барышням стишков, написанных, несомненно, детским почерком.
Вечером следующего дня Ларины принимали Ленского.

«Скажите: где же ваш приятель? –
Ему вопрос хозяйки был. –
Он что-то нас совсем забыл».
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
– Сегодня быть он обещал, –
Старушке Ленский отвечал.
(3, ХХХVI)

И, действительно, через некоторое время Татьяна в окно увидела Онегина и в страхе бежала от него в сад. Что же произошло за эти два дня? Пушкин умалчивает об этом, оставляя читателю простор для размышлений.
Предлагаем свою версию. В день получения записки, как обычно, Ленский появился у Евгения дома и ознакомился с анонимным письмом. Друзья обсудили это событие. Онегин оценил письмо, как издевательство, как провокацию соседей, как желание выставить его посмешищем на всю округу, хотя он такого повода никому не давал. Автор послания, о которой он понятия не имеет, не указала ни своего имени, ни обратного адреса, чтобы ей можно было ответить запиской.
Ему до сих пор неприятно вспоминать опыт расставания с влюбленными в него столичными девицами, их похожие плаксивые претензии и трагические, сентиментальные письма «на шести листах» и «угрозы» родственников. Ведь он

…….. в первой юности своей
И необузданных страстей.
(4, IX)
……………………………………
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольца, слезы,
Надзоры теток, матерей….
4, VIII)

В ответ Ленский вынужден был сообщить, что автором письма является Татьяна Ларина, которую он считает своей сестрой, раскрыл известную в округе тайну семьи Лариных и попросил Евгения во имя их дружбы сохранить в секрете факт получения письма, лично поговорить с «печальной» Таней наедине, подчеркнуть ее достоинства, чтобы максимально смягчить для девушки удар отказа. Только просьба друга могла заставить высокомерного Онегина поехать к Татьяне:

Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно.
(4, VII)

Положение Евгения осложнялось тем, что письмо не было ему адресовано, и это затрудняло начало разговора.

Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.
Минуты две они молчали,
Но к ней Онегин подошел
И молвил: «Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь».
(4, ХII)

Онегин сдержал слово: «не обманул доверчивость души невинной», провел воспитательную беседу, признал в Татьяне «свой прежний идеал» невесты, уверил ее в том, что он ее не достоин, и, как воспитанный светский человек, провел Таню домой после разговора.

Он подал руку ей. Печально
(Как говорится, машинально)
Татьяна, молча, оперлась,
Головкой томною склонясь;
Пошли домой вкруг огорода;
Явились вместе, и никто
Не вздумал им пенять на то.
(4, XVII)

Пушкину достаточно одной строфы, чтобы описать жизнь человека, его судьбу. Но в данном случае он выделил Онегину шесть строф романа, чтобы тот мог как можно проще и деликатнее объяснить Татьяне невозможность женитьбы на ней:

Но я не создан для блаженства;
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я.
Поверьте (совесть в том порукой),
Супружество нам будет мукой.
(4, ХIV)

Татьяна сразу по интонации речи Евгения поняла, что ей отказывают, что ее надежды на спасение не оправдались, что жизнь кончена.

Здоровье, жизни цвет и сладость,
Улыбка, девственный покой,
Пропало все, что звук пустой,
И меркнет милой Тани младость.
(4, XXIII)

Но не только это «было следствием свиданья». По округе из уст в уста передавались невероятные слухи с ядовитыми комментариями о прогулках столичного ловеласа с нашей «бедной Таней» ночью по саду. Соседи затаились, ожидая трагической развязки.
Пушкин просит читателей и критиков простить Татьяне сумбурное письмо, не обвинять ее в нарушении принятых правил приличий:

За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Что так доверчива она.
…………………………
Ужели не простите ей
Вы легкомыслия страстей?
(3, XXIV)

7
В своих критических статьях, написанных примерно через 15 лет после публикации романа, Белинский в целом высоко оценивает образ Татьяны, как поэтический портрет русской женщины, отмечая, однако, что это нелегко сделать из-за «болезненных противоречий».
Белинский не мог не признать, что Татьяна – «создание не развитое, наглухо запертое в темной пустоте своего интеллектуального существования», что «ее ум ничем не был занят», а «усилие развиться самостоятельно, вне влияния общества, придает ей что-то уродливое».
Он пришел к заключению, что с детства «мозг у Татьяны спал» и только после чтения книг в кабинете Онегина «свершился акт сознания, и ум у нее проснулся». Вряд ли можно согласиться с этой фантастической версией в романе, который сам критик считает реалистическим.
Белинский ошибается, утверждая, что «весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви». Мы полагаем, что (в терминах медицины) внутренний мир Татьяны, в первую очередь, заключался в жажде социальной адаптации. После дуэли и отъезда Онегина из своего имения Татьяна сникла, понимая, что его больше никогда «она не будет видеть», а другие ангелы-спасители в глуши не водятся. Появились претенденты на ее руку, поскольку после замужества и отъезда Ольги с уланом «в полк», Татьяна могла стать хозяйкой имения. Но, тем не менее, она решительно отказывала всем женихам.

– «Не влюблена ль она?» – В кого же?
Буянов сватался: отказ.
Ивану Петушкову – тоже.
Гусар Пыхтин гостил у нас;
Уж как он Танею прельщался,
Как мелким бесом рассыпался!
Я думала: пойдет авось;
Куда! и снова дело врозь.
(7, ХХVI)

Критик Писарев через 35 лет после публикации романа увидел в Татьяне «существо, чье сознание испорчено чтением романтических книжек, с болезненным воображением, без каких-либо достоинств». «Незначительное количество мозга в ее голове находилось в самом плачевном состоянии, что и объясняет собой внезапный взрыв нежности, проявившейся в сочинении сумасбродного письма».
Содержание письма Татьяны к Онегину Писарев разбирает весьма подробно, язвительно комментирует его и приходит к абсурдному и противоречивому заключению: «здесь, как и везде, Пушкин понимает совершенно превратно те явления, которые он рисует совершенно верно», потому что образ Татьяны «должно рисовать только с глубоким состраданием или с резкой иронией».
При написании письма к Онегину, по мнению Писарева, Татьяна теряет «последние остатки своего здравого смысла» и «договаривается до галлюцинаций». И далее, чтобы окончательно «сбросить с пьедестала поэзию Пушкина», он добавляет критического огня: «Онегин стоит на одном уровне умственного развития с самим Пушкиным и с Татьяной».
К сожалению, некоторые читатели до сих пор во многом согласны с пасквильными суждениями Писарева, хотя достаточно прочитать внимательно восьмую главу романа с отзывом самой Татьяны о своем детском письме, чтобы понять предвзятость, необоснованность писаревских заключений.
Так, в Петербурге Татьяна-княгиня самокритично оценивает свое письмо к Онегину как «младенческие мечты», к которым взрослый человек должен иметь «жалость». И этим все сказано. Писарев сознательно проигнорировал и эти слова, и пушкинскую оценку этого «необдуманного письма» «мечтательницы нежной», в котором «любовь невинной девы дышит» и виден искренний детский

……….. умильный вздор,
Безумный сердца разговор.
(3, ХХХI)

По нашему мнению, письмо Татьяны к Онегину – поэтически верное, удивительно точное и в художественном, и в смысловом отношении отражение мыслей и чувств рвущейся к свободе взрослеющей девочки, страдающей синдромом Аспергера.
Письмо Татьяны замечательно не только художественным совершенством, но и отмечено гениальным, не побоимся этого слова, проникновением Пушкина в душу подростка-аутиста. Только недавно, в 2008 году, Генеральная Ассамблея ООН объявила 2 апреля Всемирным днем аутизма с целью распространения информации об этой проблеме. Пушкин в поэтической форме сделал это на два века раньше.

8
Новые сведения об Онегине Татьяна получила при чтении книг в его кабинете. Разумеется, из-за крайней ограниченности своего лексикона, кругозора, отсутствия опыта социального общения Таня могла только поверхностно понять смысл отобранных Евгением книг,

В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно.
(7, ХХII)

Чтение не внесло существенных изменений в поведение, мысли и привычки Тани, если не считать того, что она «начинает понемногу понимать», что жизнь сложна и небезопасна. Большим достижением для Тани было то, что она смогла более трезво взглянуть на себя со стороны, увидеть и понять

..…………..ясные черты
Провинциальной простоты,
И запоздалые наряды,
И запоздалый склад речей.
(7, ХХVII)

Очень ценной для Тани оказалась мелькнувшая мысль, не приняла ли она «надменного беса» за ангела-спасителя?

Чудак печальный и опасный,
Созданье ада иль небес,
Сей ангел, сей надменный бес,
Что ж он?
(7, XXIV)

Когда ей объявили о поездке зимой в Москву на ярмарку невест, Таня уже не на шутку испугалась не только «привлечь насмешливые взгляды» московских франтов, но и встретиться с новым опасным бесом в белых одеждах ангела:

О страх! нет, лучше и верней
В глуши лесов остаться ей.
(7, XXVII)

С грустью Татьяна прощается с местным ландшафтом, со своими «давними друзьями» – холмиком, ручейком, рощами, лугами, со своей «свободой» молча сидеть у окна, бродить без цели по опустелому саду или по лесам:

«Простите, мирные долины,
И вы, знакомых гор вершины,
И вы, знакомые леса…
Меняю милый, тихий свет
На шум блистательных сует...
Прости ж и ты, моя свобода!»
(7, XXVIII)

Зимой мать и Татьяна, одолжив у соседа деньги, уселись в «возок почтенный», в который запрягли «осьмнадцать кляч», «тощих и косматых», и отправились в далекий путь с наивными надеждами на завоевание Москвы.

Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
(7, XXXI)

Татьяна при расставании с деревней, где она выросла, горько плачет:

«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
(7, XXXII)

Большие трудности испытывает Таня в Москве при общении с родственниками и с москвичами.

И вот: по родственным обедам
Развозят Таню каждый день
Представить бабушкам и дедам
Ее рассеянную лень.
(7, XLIV)

Их дочки Таню обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой….
(7, XLVI)

Но Таня, точно как во сне,
Их речи слышит без участья,
Не понимает ничего.
(7, XLVII)

На публичных мероприятиях Татьяной никто не интересуется.

Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядят
И про нее между собою
Неблагосклонно говорят.
(7, XLIX)

В театрах
Не обратились на нее
Ни дам ревнивые лорнеты,
Ни трубки модных знатоков
Из лож и кресельных рядов.
(7, L)

Наконец, ее привозят на бал в Благородное собранье, на ярмарку невест.

Ее привозят и в Собранье.
Там теснота, волненье, жар,
Музыки грохот, свеч блистанье,
Мельканье, вихорь быстрых пар,
Красавиц легкие уборы,
Людьми пестреющие хоры,
Невест обширный полукруг,
Всё чувства поражает вдруг.
(7, LI)

Татьяна, подобно белой вороне, чувствует себя чужой, посторонней, лишней на этом веселом празднике молодости и красоты.

Между двух теток у колонны,
Не замечаема никем,
Татьяна смотрит и не видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь... она мечтой
Стремится к жизни полевой…
(7, LIII)

Так мысль ее далече бродит:
Забыт и свет и шумный бал,
А глаз меж тем с нее не сводит
Какой-то важный генерал.
(7, LIV)

И в этот момент Пушкин поздравляет Татьяну «с победою», оставляя для читателя без ответов несколько «заманчивых загадок», которые будут рассмотрены ниже.

9
Немало новых «болезненных противоречий» можно найти в оценке Белинским монолога Татьяны во время ее последней встречи с Онегиным. Критик обрушил на «представительницу русской женщины» Татьяну такую гремучую смесь из похвал и предвзятых, субъективных обвинений, что даже писаревская оскорбительная критика Татьяны местами выглядит мягче и деликатнее.
По Белинскому, Татьяна в этой встрече проявила свою «глубокую натуру» и сущность русской женщины, а именно: «желание мести за оскорбленное самолюбие, резонерство, тщеславие добродетелью, рабскую боязнь общественного мнения, хитрые силлогизмы ума, парализованные светскою моралью великодушные движения сердца и одновременно задушевность простого, искреннего чувства, чистоту и святость наивных движений благородной натуры, откровенность и сердечность». «И что всего грустнее, то и другое истинно в Татьяне». «Татьяна во всех положениях своей жизни всегда одна и та же», но … «общество пересоздало ее». Вряд ли Пушкин согласился бы с такой характеристикой его «милой Татьяны».
При оценке монолога Татьяны в сцене последней встречи с Онегиным в ее доме не следует упускать из виду ее новый социально-психологический портрет к этому времени. Перед нами 22-летняя княгиня, взросление которой произошло рывком за последние четыре года. Она, по существу, – резко повзрослевший ребенок. Отсюда неминуемые противоречия в ее поведении и высказываниях, суждения взрослого человека, смешанные с детскими мечтами и надеждами «прежней Тани». Подобно разноликому Пушкину, Татьяна выступает здесь в двух лицах.
Ранней весной, после полугодового добровольного заточения в своей келье

Примчался к ней к своей Татьяне
Мой неисправленный чудак.
Идет, на мертвеца похожий.
Нет ни одной души в прихожей.
Он в залу; дальше: никого.
Дверь отворил он. Что ж его
С такою силой поражает?
Княгиня перед ним, одна,
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.
(8, XL)

О, кто б немых ее страданий
В сей быстрый миг не прочитал!
Кто прежней Тани, бедной Тани
Теперь в княгине б не узнал!
В тоске безумных сожалений
К ее ногам упал Евгений.
(8, XLI)

Чутьем опытного ловеласа-охотника Онегин сразу понял свою ошибку: его внезапное появление не вызвало «траги-нервических явлений, девичьих обмороков, слез», которых можно было ожидать от «прежней Тани»*.
/* Здесь и далее до конца раздела 9 курсив мой - авт./
Наоборот, слезы у нее высохли, она снова сидит «покойна и вольна».

Она его не подымает
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей...
О чем теперь ее мечтанье?
Проходит долгое молчанье,
И тихо наконец она:
«Довольно; встаньте. Я должна
Вам объясниться откровенно.
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя».
(8, XLII)

Но вдруг разговор перехватывает «прежняя Таня» с ее неувядающими детскими мечтами о счастливой встрече с воображаемым Грандисоном:

«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? одну суровость».
(8, XLIII)

Татьяна-княгиня, исправляя положение, вставляет свою реплику:

«Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?»
(8, XLIII)

Сентиментальная «прежняя Таня» опять вспоминает свои чувства о первой встрече с Онегиным:

«И нынче – боже! – стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь... ».
(8, XLIII)

Татьяна-княгиня снова смягчает несправедливый упрек:

« ……………………. Но вас
Я не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно,
Вы были правы предо мной:
Я благодарна всей душой... »
(8, XLIII)

«Прежняя Таня» выступает с новым укором:

«Тогда – не правда ли? – в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась... Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?»
(8, XLIV)

Татьяна-княгиня сама отвечает на поставленный вопрос:

«Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен,
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?»
(8, XLIV)

«Прежняя Таня»:

«Я плачу... если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор».
(8, XLV)

Суровая Татьяна-княгиня продолжает мысль:

«То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.
К моим младенческим мечтам
Тогда имели вы хоть жалость,
Хоть уважение к летам...
А нынче! - что к моим ногам
Вас привело? какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?»
(8, XLV)

Онегин разбит, раздавлен, уничтожен.
«Прежняя Таня», вспоминая заветные слова Евгения во время проповеди: «Я вас люблю…», восклицает:

«А счастье было так возможно,
Так близко!.. »
(8, XLVII)

Татьяна-княгиня знает, что эти слова Онегина с добавлением «…любовью брата, а может быть еще нежней», не были признанием в любви, и категорическим тоном ставит точку в разговоре:

«…………... Но судьба моя
Уж решена…………………..
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить».
(8, XLVII)

Но тут при виде впервые поверженного гения «науки страсти нежной», уверенного покорителя женских сердец, а ныне «похожего на мертвеца» Онегина она, подобно онегинскому объяснению в саду, смягчает формулировку своего приговора:

«Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
(8, XLVII)

Слова Татьяны о своем замужестве:

« ……………. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны... »
(8, XLVII)

Следует понимать как признание того, что отказ Онегина ранее связать с ней свою судьбу убил в ней, деревенской девушке, надежду на лучшее будущее и веру в любовь. Она ошиблась, приняв «надменного беса» за «ангела-спасителя» и, погрузившись в равнодушие и апатию, уже никому не доверяла, отказала позднее троим претендентам на свое сердце. И мать в Москве с трудом уговорила ее поверить в добрые чувства и серьезные намерения князя N….
Очевидно, что выбор у 19-летней Татьяны был очень скуден: либо навсегда вернуться в деревню, в свое постылое одиночество, смириться и похоронить все свои мечты, либо рискнуть круто повернуть свою судьбу и прорваться в новый, неизведанный, заманчивый мир с помощью «толстого генерала». Жизненный опыт матери свидетельствовал, что резкий поворот к новой жизни возможен, но дается он большим напряжением воли, характера, всех душевных и умственных сил.
Указанный противоречивый монолог «двух Татьян» и привел Белинского к ошибочному заключению, что высший свет «пересоздал» Татьяну, превратив ее в двуличное существо. На самом деле, она как была ранее, так и осталось «искренней, откровенной и сердечной». Более того, Татьяна в этой встрече, вопреки мнению Белинского, проявила такие «великодушные движения сердца», как жалость и сострадание к поверженному Грандисону-Онегину.
22-летняя Татьяна-княгиня сохранила в себе до сих пор непосредственность, чистоту, открытость, и у нее, по-прежнему, для близких людей «всё наруже, всё на воле». Купить ее любовь невозможно, играть роль жены нелюбимого человека она не способна.
Татьяна отбрасывает возможные обвинения в своей меркантильности, искренно и доверительно говорит Онегину, что для нее воспоминания детства: «бедное жилище», «полка книг», деревенское «смиренное кладбище» – не меньшая ценность, чем ее «модный дом и вечера», «эта пышность» и «успехи в вихре света». Не все здесь ей по душе, но она вынуждена играть по правилам, установленным в высшем свете, «войти в свою роль», «принять приемы
утеснительного сана» и нередко терпеть «мишуру постылой жизни», принимая у себя дома неприятных для нее гостей.

10
Расширяем нашу версию ответа на главную «заманчивую загадку» восьмой главы: любит ли Татьяна Онегина? «Конечно, любит!» – сразу ответит грамотная школьница старших классов и сошлется на монолог Татьяны при последней встрече с Онегиным.
Многим читателям и критикам «признательных» слов Татьяны: « Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана и буду век ему верна», оказалось достаточно, чтобы считать ее несчастной в семейной жизни, и одновременно одобрять за верность мужу, чувству долга, за самопожертвование.
Ошибочная трактовка этих слов Татьяны, вырванных из текста, – яркий пример недопустимости поверхностного подхода к чтению романа и скороспелых выводов на основе отдельных высказываний героев.
Роман «Евгений Онегин» – произведение объемное, многозвучное, симфоничное и, опираясь на отдельные вырванные цитаты, легко сделать ошибочные заключения.
К сожалению, даже критик Белинский не подошел критически к этим словам Татьяны и обвинил «представительницу русской женщины» во многих тяжких грехах, в том числе в «аморальности, профанации чувства и чистоты женственности».
Но о какой страстной любви главных героев можно серьезно говорить, если они за пять лет знакомства ни разу не разговаривали, если Татьяна слышала голос Онегина всего один раз в «злую минуту» его «проповеди», а Онегин услышал ее спокойный, твердый голос только в последней встрече, «в минуту злую для него». Конечно, по Пушкину, «с любовью шутит сатана», но не в этом реалистическом романе.
Для искренней, открытой Тани-ребенка со слабыми социальными связями и ограниченным опытом общения гораздо большее значение, чем слова, имеет невербальный язык общения, язык тела: мимика, жесты, поза, голос, интонация, осанка, эмоциональность речи. Дети им прекрасно владеют на интуитивном уровне. Татьяна-княгиня в значительной степени сохранила в себе эту способность.
Вспомним встречу Татьяны с Онегиным в саду. Увидев Онегина во дворе, Таня в страхе бежала из дома в сад,

Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И, задыхаясь, на скамью

Упала...
(3, XXXVIII – XXXIХ)

Посидела на скамье, отдышалась, послушала пение дворовых девушек.

Но наконец она вздохнула
И встала со скамьи своей;
Пошла, но только повернула
В аллею, прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной тени,
И, как огнем обожжена,
Остановилася она.
(3, XLI)

Все! Слова для объяснений уже не нужны! Татьяна «обожжена, как огнем», блистающими взорами Евгения и напугана его враждебной «грозной тенью». Она сразу поняла, что ей отказано, что «надежды нет», что для нее настал «страшный час». Все мягкие, теплые, успокаивающие слова Онегина:

То верно б, кроме вас одной,
Невесты не искал иной.
………….…………………
Нашед мой прежний идеал,
Я верно б вас одну избрал
В подруги дней моих печальных,
Всего прекрасного в залог….
(4, ХIII)

Бесполезны, лицемерны, фальшивы и прошли мимо души Татьяны, как «жалость». Проповедь Онегина Татьяна слушала

Сквозь слез не видя ничего,
Едва дыша, без возражений.
(4, ХVII)

Во время второй встречи на именинах бурные чувства переполняют Таню. Опоздавших Онегина и Ленского «сажают прямо против Тани».

И, утренней луны бледней
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар; ей душно,дурно;
Она приветствий двух друзей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж капать; уж готова
Бедняжка в обморок упасть.
(5, ХХХ)

Очевидно, что за два года замужества с помощью мужа и привлеченных им специалистов Татьяна прошла путь умственного и социального развития, равный десятилетию, оставшись той же открытой, искренней личностью, заслуженно признанной высшим обществом «комильфо» за благородную простоту и естественность:

Она казалась верный снимок
Du comme il faut…
(8, XIV)

И вот в столице после трехлетнего путешествия Онегин встречает нового человека, Татьяну-княгиню. На светском приеме свой взгляд

Он обращает поминутно
На ту, чей вид напомнил смутно
Ему забытые черты.
(8, ХVII)

Новая Татьяна при этой встрече сразу ясно показала Онегину, что перед ним уже не «та самая Татьяна», влюбленная «смиренная девочка»,

Которой он наедине ………
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья,
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
(8, ХХ)

И слова для этого ей не нужны:

…………. Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
Княгиня смотрит на него...
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
(8, ХVIII)

Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась
Иль стала вдруг бледна, красна...
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.

……………….Она спросила,
Давно ль он здесь, откуда он
И не из их ли уж сторон?
Потом к супругу обратила
Усталый взгляд; скользнула вон...
(8, ХIX)

Онегин прекрасно владел невербальным языком общения, покоряя ранее женские сердца от молоденьких девушек и «красоток молодых» до «причудниц большого света» и замужних светских дам. Поэтому он внимательно всматривался в лицо Татьяны:

Хоть он глядел нельзя прилежней,
Но и следов Татьяны прежней
Не мог Онегин обрести.
(8, ХIX)

На встрече вечером следующего дня Татьяна подтверждает свою душевную отстраненность от Евгения, свое безразличие к нему.

…………………Голова
Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.
(8, ХХII)

Онегин, понимая, что перед ним новая, необычная женщина, теряет перед Татьяной главный козырь обольстителя – дар речи….

С ней речь хотел он завести
И - и не мог. ………….
(8, ХIХ)

Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. …………..
(8, ХХII)

Ухаживая за Татьяной, Онегин, потеряв самолюбие и гордость, готов выполнять лакейские обязанности в ее свите.

Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей.
(8, ХХХ)

«Равнодушная княгиня» Татьяна откровенно отвергает его ухаживания, всем своим видом и поведением подчеркивает, что он ей не интересен, что он чужой, что он бесповоротно вычеркнут из ее жизни.

Она его не замечает,
Как он ни бейся, хоть умри.
Свободно дома принимает,
В гостях с ним молвит слова три,
Порой одним поклоном встретит,
Порою вовсе не заметит.
(8, ХХХI)

Но тщеславный Онегин не сдается, пишет княгине страстное посланье. Он понимает, что из его рук Татьяна не примет письма и отправляет его почтой, не задумываясь даже, что это письмо прежде всего поступит к ее мужу со всеми вытекающими последствиями.

Ответа нет. Он вновь посланье:
Второму, третьему письму
Ответа нет. В одно собранье
Он едет; лишь вошел... ему
Она навстречу. Как сурова!
Его не видит, с ним ни слова;
У! как теперь окружена
Крещенским холодом она!
Как удержать негодованье
Уста упрямые хотят!
Вперил Онегин зоркий взгляд:
Где, где смятенье, состраданье?
Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
На сем лице лишь гнева след...
(8, ХХХIII)

Татьяне и при этой встрече не нужны слова для выражения своих чувств и мыслей. Невербальным языком она высказала ему все, что думает о его любовных посланиях...
Онегин, наконец, понимает неотвратимость происшедшего и признает свое поражение.

Надежды нет! Он уезжает,
Свое безумство проклинает.
(8, ХХХIV)

11
Проведя зиму в своем кабинете, однажды утром Онегин, «ума не внемля строгим пеням», вновь без приглашения «примчался к ней», «к своей Татьяне». Застав врасплох плачущую Татьяну, Онегин сделал непростительную для опытного ловеласа ошибку: он решил, что Татьяна льет слезы над его любовным письмом, что он «в сей быстрый миг» прочитал ее «немые страдания» и узнал в княгине «прежнюю бедную Таню».
Но это, очевидно, не так. Хотя его имя легко входило в эту пушкинскую строку: «письмо Евгения читает» или «письмо Онегина читает», Татьяна читает письмо «какое-то», очевидно, не связанное с Онегиным, и это существенно влияет на смысл происходящего.
Чего мог еще ждать Онегин, если за полгода его отсутствия в свете Татьяна ни разу не поинтересовалась его судьбой, хотя он едва «не умер», чуть «не сошел с ума» в своей одинокой келье.
Вторая онегинская ошибка: он не заметил, что Татьяна от его жадных уст не отымает «бесчувственной руки своей». Никакие чувства, эмоции в ее душе не проснулись от появления Евгения. Она хладнокровно выдерживает паузу и тихим голосом, холодным тоном дает четкую, бесстрастную команду: «Довольно, встаньте!» «Я должна вам объясниться откровенно».
Все ясно! «Татьяне и дела нет» к его «письмам и слезам», к его любовным переживаниям, которые она называет «мелким чувством», «обидной страстью».
Объяснение, по существу, уже закончено, не начавшись, полным поражением Онегина. Татьяна называет свое письмо к нему, которое он хранит, «младенческим мечтами», требует прекратить «преследования» и добивает его, называя рабом своего «мелкого чувства». Умудренная Татьяна уже точно знает, что при настоящей любви любят «сердцем и умом».
Когда же, еще раз подчеркнем вышесказанное, Татьяна-княгиня увидела у своих ног несчастного, униженного Евгения, увидела

Его больной, угасший взор,
Молящий вид, немой укор,
(8, XLI)

То в ее душе проснулось сострадание к нему, и она решила по-матерински утешить его самолюбие, укрепить дух, поднять самооценку вышеназванными словами о любви, уверенная, что он, взрослый и опытный в любви человек, не поверит этому формальному признанию из жалости.
Из того же сострадания Татьяна уверяет Онегина, что у него в сердце есть «гордость и прямая честь», хотя помнит его способность на хладнокровное убийство «друга своего» Ленского на дуэли и видит его готовность сейчас убить своим предательством «родню и друга своего» князя N, пригласившего его в свой дом.
Разумеется, слова Татьяны о сохранившейся любви к Евгению нельзя понимать прямолинейно, буквально, но только в контексте вышесказанного.

Тех читателей, которые верят, что Татьяна в самом деле в глубине души любит Онегина, можно спросить: «За что она может любить этого «модного тирана» с «холодной и ленивой душой»? За то, что он отказался быть ее защитником и спасителем? За то, что он убил ее «брата»? За то, что накануне свадьбы разрушил счастье ее сестры? За то, что убил мечту ее матери выйти из бедности и провести остаток дней с Ольгой и ее семьей в богатом имении Ленского? Или за его честное признание, что он «проклянет судьбу», создав с ней семью, где она, «бедная жена», будет «и днем и вечером одна»? За гарантию нового одиночества?
Это «прежняя Таня» легкомысленно простила Онегину убийство «брата своего», а нынешняя Татьяна полностью разделяет негативные чувства матери
и Ольги к Онегину, разрушителю их надежд на семейное счастье Ольги.
Татьяна не забыла правдивые, откровенные слова «мрачного беса», сказанные в саду:

Супружество нам будет мукой.
Я, сколько ни любил бы вас,
Привыкнув, разлюблю тотчас;
Начнете плакать: ваши слезы
Не тронут сердца моего,
А будут лишь бесить его.
(4, ХIV)

Или, наконец, полюбить его за публичную казнь ее на именинах, «в субботу» 12 января 1824 года, в день ее совершеннолетия? Это событие, несомненно, можно рассматривать как кульминационный момент не только их отношений, но и всего романа, поскольку оно существенным образом повлияло на дальнейшие судьбы героев.
Мы имеем в виду момент бала в середине вечера, когда к Онегину одновременно подвели Татьяну и Ольгу для выбора партнерши для мазурки:

Буянов, братец мой задорный,
К герою нашему подвел
Татьяну с Ольгою…..
(5, XLIV)

До этого Онегин уже танцевал с Ольгой вальс. Татьяна была именинница, которой Онегин уже «сердце оживил», поздравив ее молчаливым поклоном и «нежным взором очей».
И вот Таню подводят к Онегину. Совершенно ясно, что она мечтала о танце с Евгением, как о счастье всей жизни, как о величайшем блаженстве. Прикоснуться к нему, пройтись с ним под музыку по залу на виду у всей публики – это было бы cамое яркое, самое крупное, незабываемое переживание в ее тусклой жизни.
Онегин в соответствии с правилами приличия, вежливости, как воспитанный столичный франт, как джентльмен должен был пригласить Таню на этот танец. Перед ним стояла дилемма: либо подарить Татьяне этот танец и счастливое воспоминание о нем на всю жизнь, либо довести до конца надуманную месть другу, совершить либо добро, либо зло.
Онегин выбрал зло, как и подобает «надменному бесу», оставив убитую горем Татьяну среди бала, «блестящего во всей красе», и подведя ее к краю гибели:

………….. проворно
Онегин с Ольгою пошел.
(5, XLIV)

Бал окончен. Гости спят. Онегин уехал. Оскорбленная, униженная Татьяна тяжело переживает случившееся.

Одна, печальна под окном
Озарена лучом Дианы,
Татьяна бедная не спит
И в поле темное глядит;
(6, II)

………………тревожит
Ее ревнивая тоска,
Как будто хладная рука
Ей сердце жмет, как будто бездна
Под ней чернеет и шумит...
«Погибну, –Таня говорит, –
Но гибель от него любезна.
Я не ропщу: зачем роптать?
Не может он мне счастья дать».
(6, III)

Образ рыцаря Грандисона, ангела-спасителя начал рассеиваться.
Таким образом, нет никаких оснований говорить о скрытой сердечной привязанности Татьяны к Онегину, о наличии любовного треугольника и о незавершенности романа. По крайней мере, видно, что генерал N снисходительно смотрит на непристойное ухаживание Онегина за его женой и все любовные «послания» Онегина с откровенными, безнравственными предложениями любовной интрижки передает адресату.

12
Рассмотрим важный, спорный для читателей и критиков вопрос: как сложились отношения Татьяны с мужем? Для ответа обратимся к выразительному, яркому невербальному языку героини. Оценим проход Татьяны «по зале» на светском приеме.

Но вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал...
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.
(8, ХIV)

К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале, и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
(8, ХV)

Естественно допустить, что первоначально высший столичный свет встретил сельскую девушку Татьяну враждебно и неприветливо. Многие семейства, строившие планы породниться с важным генералом, принятом при дворе, были оскорблены тем, что генерал остановил свой выбор на этой бедной деревенской выскочке.
Свет, разумеется, использовал все средства, включая злословие и сплетни, чтобы опорочить Татьяну, выдавить ее из своей среды. Недоброжелательное, враждебное окружение затаилось. Поэтому генералу пришлось самоотверженно бороться за свою любовь. Он был всегда рядом с Татьяной, всегда был готов прийти ей на помощь. (Именно поэтому все письма, адресованные Татьяне, им просматривались с целью защиты ее хрупкого внутреннего мира от «злых с виду дам»).
Поэтому и на светском приеме он шел позади Татьяны, как бы прикрывая ее тыл и пристально наблюдая за поведением гостей, которые вынуждены были, приветствуя генерала, кланяться Татьяне.
Весь внешний облик Татьяны при проходе через зал, наполненный важными светскими персонами, свидетельствовал, что она постоянно осознавала присутствие за спиной своего верного, преданного и любимого друга, мужа и защитника, а себя чувствовала в полной безопасности: она была не одна в этом враждебном мире, в этом «омуте».

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей...
Все тихо, просто было в ней,`
Она казалась верный снимок
Du comme il faut...
(8, ХIV)

Несомненно, Татьяна высоко ценит своего мужа за то, что он реально оказался ее ангелом-хранителем, за то, что разорвал обруч социальной изоляции, сделал жизнь ее осмысленной, помог преодолеть страх немоты, за то, что ненавязчиво, постепенно преодолел ее неверие в любовь и восстановил доверие к словам, разрушенное Онегиным, за то, что снял скованность с ее разума, развил речь, помог проявить силу воли и характера, целеустремленность, настойчивость и даже мужество в преодолении тяжелых личностных психологических препятствий, пробежать за два года путь развития равный десятилетию.
Онегину ныне Татьяна кажется «величавой, небрежной законодательницей зал» и

Неприступною богиней
Роскошной, царственной Невы,
(8, ХХVII)

Хотя ее мало интересуют «свет пустой», «мишура», «ветошь маскарада» и ее «успехи в вихре света». Татьяна в мыслях и душе уже не отделяет себя от мужа, боевого генерала, неоднократно раненого «в сражениях», с гордостью объявляя Онегину, что она не только «богата и знатна», но и что «нас», т.е. нашу семью, «ласкает двор», что семейная «честь» для нее не пустое слово, а онегинские откровенные предложения мелкой любовной интрижки оскорбительны для нее.
«Какая малость!» – восклицает Татьяна по поводу онегинской «обидной страсти». На доступном Онегину языке она объясняет ему, что

………………. мой позор
теперь бы всеми был замечен
и мог бы в обществе принесть
вам соблазнительную честь.
(8, XLIV)

В Москве на балу в Благородном собрании Татьяна привлекла внимание князя N своим «блистательным отсутствием», потом удивила нежеланием знакомиться «с этим толстым генералом», потом поразила своей искренностью, чистотой, беззащитностью, скрытым страданием, «умом и волею живой», «сердцем пламенным и нежным» и ….. своей недоступностью.
По-видимому, генерал устал в Петербурге от преследований его толпой вульгарных, меркантильных, пошлых и назойливых невест. Поэтому он и появился на ярмарке невест в Москве.
Одинокий генерал жаждал настоящей любви и остановил свой выбор на «невинной деве», «дикой, печальной, молчаливой» сельской девушке. Ему пришлось приложить серьезные усилия, чтобы добиться согласия Татьяны на брак.

Почему же Татьяна согласилась выйти замуж за «толстого генерала»? Маловероятно, чтобы сельская девочка-аутистка откликнулась на просьбу и слезы матери, либо ее могли привлечь какие-то материальные либо престижные интересы. Ранее трем женихам она решительно отказала, не обращая внимания на материнские просьбы:

Всем наотрез одно и то же:
Нейду.
(7, ХХV)

Решающую роль, по нашему мнению, могла сыграть глубокая вера наивной сельской девушки, воспитанной няней, в приметы.

Татьяна верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны.
Ее тревожили приметы.
(5, V)

Во время праздничных «крещенских вечеров» в доме Лариных

Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
(5, IV)

Кроме этого, третье святочное гадание предсказало Тане имя будущего жениха.

Морозна ночь, все небо ясно;
Светил небесных древний хор
Течет так тихо, так согласно…
Татьяна на широкой двор
В открытом платьице выходит….
Чу... снег хрустит... прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя? Смотрит он
И отвечает: Агафон.
(5, IX)

Суеверность простодушной Татьяны могла оказаться одним из самых важных доводов для ее решения выйти замуж, если предположить, что генерала звали Агафон.
Заметим, что слуги Онегина, ключница и даже его кучер имели собственные имена, а имя генерала и его фамилию Пушкин почему-то скрыл.
Древнейшее и почитаемое имя Агафон носил Папа Римский, а также учитель Еврипида, известный в Древней Греции трагик. Как и имя главной героини романа, это благозвучное греческое имя применялось в основном в простонародной среде.
Можно допустить также, что, в соответствии с пушкинским принципом «веселости» в романе из «полусмешных глав», генерал, как родня Онегина по отцу, мог носить фамилию Онегин. Тогда сразу сбывались все святочные предсказания и тайная мечта Татьяны: она стала Татьяной Онегиной, а не княгиней N.
В пользу этой веселой версии говорит удивительно спокойное отношение князя к вызывающему, непристойному ухаживанию Онегина за его женой на глазах высшего света, недоброжелательного и завистливого:

Но мой Онегин вечер целый
Татьяной занят был одной….
(8, ХХVII)

Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится как тень.
(8, ХХХ)

Понятно, что князь Агафон Онегин не мог захлопнуть дверь своего дома и двери других столичных домов перед близким родственником, чтобы не давать повода для сплетен. А в преданности и верности своей жены он был вполне уверен.

13
Осталось рассмотреть важный вопрос, почему Онегин после трехлетнего путешествия приехал в столицу, вместо того чтобы направиться в деревню спасать свое разоренное имение. Естественно предположить, что за три года отсутствия хозяина имение пришло в полный упадок. Другого исхода быть не могло.
Декабрист Бестужев сообщал царю: «Наибольшая часть лучшего дворянства, служа в военной службе или столицах, доверяет хозяйство наемникам, которые обирают крестьян, обманывают господ, и таким образом 90% имений в России расстроено и в закладе».
Безусловно, после отъезда Онегина управитель имения совместно с соседними помещиками, оскорбленными онегинским высокомерием и не желающими простить ему убийство юного Ленского, увидев хозяйственную беспомощность «глубокого эконома», привыкшего «жить долгами», ни в чем себе не отказывая, направили львиную долю доходов его имения в свои карманы, информируя Онегина о засухе, неурожаях, падеже скота, низких ценах на продукцию и необходимости залезать в долги для обеспечения его потребностей в деньгах.
Пушкин ранее отмечал легкомысленность Онегина, «забав и роскоши дитя», и его отца, приведшие к потере «наследства»:

Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
(1, III)

Перед Онегиным собрался
Заимодавцев жадный полк.
…………………………
Евгений, тяжбы ненавидя,
Довольный жребием своим,
Наследство предоставил им,
Большой потери в том не видя…
(1, LI)

Получив в наследство богатое имение дяди,

… наш Онегин, сельский житель,
Заводов, вод, лесов, земель
Хозяин полный, а досель
Порядка враг и расточитель,
(1, LIII)

«скуки ради» резко снизил доходы своего имения, после того как

В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил.
(2, IV)

После его отъезда управляющий, разумеется, восстановил для своей пользы старые порядки в имении. Естественно, что после трех лет отсутствия, залезший в долги Онегин,

Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных
(1, II)

Появился в столице, надеясь узнать перспективу получения нового наследства от неженатого

«родни и друга своего»
(8, ХVIII)

Князя N или, по крайней мере, взять у него деньги в долг для спасения заложенного имения.
Здесь же кроется ответ на другой вопрос: почему же Онегин на приеме среди «мелькающих лиц», похожих на «привидения», вообще обратил внимание на какую-то скромную даму, идущую по залу, когда он, «безмолвный и туманный», стоял тихо «в толпе избранной»:

Для всех он кажется чужим,
Мелькают лица перед ним
Как ряд докучных привидений.
(8, VII)

Он, конечно, ждал приезда князя N. И вот князь, поднимая «и нос и плечи», внимательно глядя по сторонам, появился, но почему-то он шел позади скромной дамы, которую Онегин начал внимательно рассматривать, поскольку ее «вид напомнил смутно ему забытые черты».
Именно поэтому беседу с генералом он начал с вопроса об этой загадочной даме. И тут на Онегина обрушились два неожиданных, разящих наотмашь удара:

«Скажи мне, князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?»
Князь на Онегина глядит.
– Ага! давно ж ты не был в свете.
Постой, тебя представлю я. –
«Да кто ж она?» – Жена моя. –
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» – Около двух лет. –
«На ком?» – На Лариной. – «Татьяне!»
(8, ХVII - ХVIII)

Потрясенный Онегин «не знал ране», что его надежды на новое наследство иллюзорны, несостоятельны, эфемерны. Они мгновенно растаяли, и это обстоятельство, конечно же, повергло его в шок. Тем более было обидно, что подступы к наследству ему перекрыла знакомая «бедная Таня» из «глуши забытого селенья».
И уже на следующий день после встречи Онегин, «инвалид в любви» и «погасший пепел», без памяти «влюбился» в явно безразличную к нему княгиню:

Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну как дитя влюблен.
(8, ХХХ)

Пушкин предложил несколько объяснений внезапно вспыхнувшей любви Онегина к Татьяне-княгине: ее недоступность, досада, суетность или «юношеская забота» – любовь.

О люди! все похожи вы
На прародительницу Эву:
Что вам дано, то не влечет,
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай:
А без того вам рай не рай….
(8, ХХVII)

Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности – любовь?
(8, ХХI)

Возможны и другие версии. В частности, черная зависть Онегина к чужим успехам, радостям, как оборотная сторона его чувства превосходства над окружающими, и стремление во что бы то ни стало разрушить чужое благополучие, чужое счастье, как он поступил ранее с Ленским и Ольгой. Ведь сам Онегин,

Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
(8, ХII)

Ощущение Онегиным собственной неполноценности, ущербности пробуждало в нем чувства зависти, ненависти и мести. Татьяна объясняет ее преследование Онегиным именно желанием получить в обществе «соблазнительную честь» от покорения «неприступной богини».
Профессиональный, беспринципный ловелас, в ранней юности научившийся

…………… лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
(1, Х)

Умело разыгрывает любовные чувства перед Таней, помня, что он совсем недавно ей «сердце волновал».
Чего еще можно ожидать от «созданья ада», «мрачного беса», который,
убив «безжалостной рукой» своего юного друга, быть может, несостоявшегося нового Байрона, с лицемерным сожалением сообщает об этом «несчастье» Татьяне в письме:

Еще одно нас разлучило...
Несчастной жертвой Ленский пал...
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал.
(8)

Возможно также, что, с целью решения своих материальных проблем, вновь обнищавший Онегин, всегда готовый

…………… денег ради,
На вздохи, скуку и обман,
(1, LII)

Мог сделать попытку разыграть карту любви теперь уже богатой «смиренной девочки», ранее мечтавшей

…………..… с ним когда-нибудь
Свершить смиренный жизни путь!
(8, ХХVIII)

И поэтому план поездки в свое имение с целью его спасения от банкротства отложен. Вместо этого он, потеряв остатки разума, начинает «преследовать» Татьяну.
Последний монолог Татьяны поставил точку в их отношениях. Она ушла, а униженный Онегин, обожженный огнем жалости великодушной Татьяны, услышал шаги приближающегося мужа.

Мы полагаем, что «веселый» пушкинский роман с «полусмешными главами» должен иметь счастливый конец. Генерал мог сообщить Онегину, что недавно из письма Прасковьи они узнали, что она приобрела выставленное на продажу за долги онегинское имение, стала его полновластной хозяйкой, и, счастливая, перевезла туда Ольгу с семьей, продав свою деревушку, а Татьяна сейчас «льет слезы» из-за детских ностальгических переживаний.

Примечание. Хронологию романа «Евгений Онегин», связанную с уточнением некоторых дат, и реконструкцию первоначального пушкинского замысла окончания этого романа изложена в статьях /7-8/.

14
Рассмотрим ошибочные оценки критиками Белинским и Писаревым образов Прасковьи, Ольги и Ленского.
В галерее женских образов романа ярко выделяется замечательный образ настоящей женщины – труженицы, заботливой матери, хранительницы домашнего очага Прасковьи Лариной.
Заброшенная судьбой из Москвы в село, княжна Прасковья нашла в себе силы, настойчивость, мужество, трудолюбие, талант войти в совершенно новую жизнь, создать условия и обеспечить жизнедеятельность семьи и всей деревни.
Она быстро открыла «тайну», как супругом «самодержавно управлять»: взвалила на свои хрупкие плечи всю ответственность и все обязанности по организации и проведению работ в имении:

Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И все тогда пошло на стать.
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь -
Все это мужа не спросясь.
(2, ХХХII)

Сельские «работы» требуют самоотверженных усилий круглый год. Необходимо зимой заниматься подготовкой орудий труда, тягловой силы, семенного фонда, сохранением поголовья скота, весной – вывозом удобрений на поля, обеспечением агротехнических требований при проведении посевных работ, летом – уходом за посевами, борьбой с сорняками и болезнями растений, заготовкой сена и кормов, осенью – сбором урожая, обеспечением его сохранности, проведением торговых операций с перекупщиками и купцами, сбивающим цены, заготовкой дров, подготовкой к зимовке села, а также – обеспечением социально-культурной деятельности жителей имения, медицинской помощи, проведением праздников, поскольку

Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины.
(2, ХХХV)

При всех вышеназванных огромных нагрузках Прасковья Ларина успевала заниматься с детьми, принимала гостей, была «верною женой».

.…Муж любил ее сердечно,
В ее затеи не входил,
Во всем ей веровал беспечно,
сам в халате ел и пил;
Покойно жизнь его катилась.
(2, ХХХIV)

Чтобы «пристроить» 18-летнюю Татьяну, старушка Ларина влезла в долги, предприняла утомительную семидневную поездку в Москву «на ярмарку невест» практически без всяких шансов на успех. Таков характер настоящей русской женщины-матери, понимающей, что в основе жизни лежит постоянный тяжкий труд и семейные обязанности, которые очень быстро превращают их в старушек.
Тяжелый, нескончаемый, изматывающий, рискованный сельский труд, как правило, не ценится городскими жителями, для которых деревня летом – только место отдыха и развлечений.
По мнению Белинского, образованному «Онегину было дико в обществе Лариных». Странное заявление, если учесть, что Дмитрий Ларин – бывший генерал (бригадир), а Прасковья Ларина – московская княжна.
«Мы тоже, – продолжает критик с чувством «мнимого превосходства» над сельским «спокойным и пошлым миром», – решительно неспособны поддержать благоразумного разговора о псарне, о вине, о сенокосе, о родне».
Тщеславному, высокомерному «глубокому эконому» Онегину был «скучен» сельский «вечный разговор про дождь, про лен, про скотный двор», потому что он, как и критик Белинский, не осознает связи своевременного дождя в зоне рискованного земледелия с мольбами и надеждами землепашцев, с урожаем, кормами, продуктивностью скота, доходами имения, а нередко и с самим физическим выживанием деревни и имения при засухе.
Онегин искренне считал, что его дядя, оставивший ему в наследство «заводы, воды, леса, земли, сад», «луга и нивы золотые», стада на лугах, был занят только тем, что

Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
(2, III)

Пушкин описал превращение московской княжны Прасковьи в трудолюбивую и ответственную сельскую труженицу и хозяйку дома. В Москве молодая княжна

……………..была одета
Всегда по моде и к лицу;
(2, ХХХI)

Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
И русский Н как N французский
Произносить умела в нос.
(2, ХХХIII)

Когда новые обстоятельства жизни потребовали другого поведения, она преобразилась. В деревне

………. скоро все перевелось:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла.
(2, ХХХIII)

Пушкинские слова о смене поколений:

Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут...
(2, ХХХVIII)

Говорят о необходимости передачи знаний, навыков, умений своим наследникам, как необходимом условии обеспечения непрерывности жизни и продолжении традиций.
Младшая дочь Ольга была главной надеждой матери стать хранительницей семейного очага и управляющей имением. Кроме того, обаятельной, веселой, жизнерадостной Ольге предназначено судьбой стать «верной супругой и добродетельной матерью». Вот почему убийство жениха Ольги накануне свадьбы было огромной трагедией для семейства Лариных, в том числе для бедной вдовы Прасковьи.
К сожалению, с легкой руки Белинского, сложилось пренебрежительное, необъективное, предвзятое отношение читателя к этим героиням. Ольга, по словам критика, со временем сделается «дюжинною барыней, повторив собою свою маменьку».
Далее Белинский субъективно расширяет перечень претензий к Ольге: «Ольга – существо простое», а «не идеальное и поэтическое создание»; «Ленский украсил ее достоинствами и совершенствами, приписал ей чувства и мысли, которых в ней не было»; Ольге «все равно за кого выйти замуж: за поэта, товарища ее детских игр, или за довольного собою и своею лошадью улана». Никаких доказательств не приводится, поскольку в тексте романа их нет.
Беспочвенность, надуманность, необоснованность этих претензий очевидна вдумчивому читателю.
Ленский, «чуть отрок, Ольгою плененный», поэт и романтик, видит перед собой богиню и много лет мечтает «соединиться» с «родной душой».

Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль.
Ни охлаждающая даль,
Ни долгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Ни чужеземные красы,
Ни шум веселий, ни науки
Души не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.
(2, ХХ)

Ольга, безусловно, психологически старше Владимира и готова быть ему надежной опорой в жизни и верным другом, как и московская княжна Прасковья по отношению к беспомощному сельскому помещику Дмитрию Ларину.

15
С юной Ольгой мы встречаемся в период подготовки ее к переходу во взрослую жизнь. Перед нами прелестное создание, выросшее на природе, олицетворение жизнелюбия, простоты, искренности, надежда и радость родителей.

Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан,
Всё в Ольге... но любой роман
Возьмите и найдете верно
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил.
(2, ХХIII)

Правда, Пушкин признается, что этот «милый портрет» настолько часто встречался ему у многих авторов, что успел надоесть ему «безмерно», хотя к характеристике самой Ольги это замечание никакого отношения не имеет.
Существенным достижением поэта является поэтическое изображение динамичной, красочной «картины счастливой любви» Ольги и Владимира, любви трогательной, по-детски наивной, чистой и доверчивой, раскрывающейся на глазах читателя.

И детям прочили венцы
Друзья-соседы, их отцы.
(2, ХХI)

Им радостно встречаться, общаться, вместе гулять, читать романы и элегии, музицировать, играть в шахматы. Юный поэт уверен, что влюблен необыкновенной любовью, не доступной простым смертным.

Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Ещё любить осуждена.
(2, ХХ)

И что ж? Любовью упоенный,
В смятенье нежного стыда,
Он только смеет иногда,
Улыбкой Ольги ободренный,
Развитым локоном играть
Иль край одежды целовать.
(2, ХХV)

Онегин, сожалеющий, что Ленский предпочитает проводить свои вечера у Лариных, пожелал увидеть его невесту Ольгу. Когда Евгений, «инвалид в любви», встретился с Ольгой, он сразу по достоинству оценил эту замечательную девушку, которая

В глуши, под сению смиренной,
Невинной прелести полна,
Цвела, как ландыш потаенный,
Незнаемый в траве глухой
Ни мотыльками, ни пчелой.
(2, ХХI)

Он, изумленный от «свежести ее румяной», от ее женственности, непосредственности, красоты, жизнерадостности, искренней веселости, от непохожести ее на доступных ему ранее «кокеток записных» застыл

Пред этой ясностию взгляда,
Пред этой нежной простотой,
Пред этой резвою душой!
(6, ХIV)

Его внезапно охватила скрытая, черная зависть к настоящим чувствам и к чистой, подлинной любви юного друга и его невесты. Ведь сам

Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.
(4, IX)

Он может только тасовать колоду из «роя молодых изменниц», вспоминая их «хладнокровный разврат», утомительные угрозы, обманы, фальшивые клятвы и слезы. Чувство превосходства над Ленским в вопросах «науки страсти нежной» померкло, увяло, сникло. Онегин не может скрыть свои отрицательные эмоции. Поскучневший, мрачный, всем недовольный, он старается быстрее покинуть семейство Лариных, подгоняя лошадей.

Они дорогой самой краткой
Домой летят во весь опор.

«Однако в поле уж темно;
Скорей! пошел, пошел, Андрюшка!
Какие глупые места!»
(3, IV)

Его раздражают природа, луна, небосклон, и он выплескивает свое плохое настроение на друга. Проведя весь вечер за столом с Ольгой, Прасковьей и Ленским, он сделал вид, что не понял, «которая Ольга», с кем он специально приехал знакомиться. Онегин неодобрительно отзывается о веселой, энергичной, красивой Ольге, желая глубоко обидеть и оскорбить Владимира.

«В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне.
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
(3, V)

Это чувство скрытой зависти к другу агрессивно выплеснется наружу на именинах у Татьяны.

16
Очень много ядовитых, критических стрел выпустили Белинский и Писарев по адресу Владимира Ленского, влюбленного молодого поэта-романтика «осьмнадцати лет», который

…. из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь.
(2, VI)

Душа Ленского воспламенилась поэтическим огнем «под небом Шиллера и Гете».

Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
(2, VII)

Ленский открыт миру и людям, искренен, доверчив, честен, надежен. Впереди у юного поэта-мечтателя вся жизнь: свершения, слава, любовь, семья, верные друзья. Да, он типичный романтик, у него пока нет жизненного опыта, он не знает реальной жизни, живет в идеализированном мире. Но он еще слишком молод, и он влюблен.

Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца……
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства.
Порывы девственной мечты.
(2, Х)

Негодованье, сожаленье,
Ко благу чистая любовь
И славы сладкое мученье
В нем рано волновали кровь.
(2, IХ)

Его мысли и чувства не трогали «шумные беседы» «господ соседственных селений», считавших его «полурусским соседом». Он искал разговоров, которые бы «блистали чувством, поэтическим огнем, остротою, умом, общежития искусством».

В пустыне, где один Евгений
Мог оценить его дары,
(2, ХI)
……………………………
Они сошлись. …………
И скоро стали неразлучны.
(2, ХIII)

Поэта пылкий разговор,
И ум, еще в сужденьях зыбкой,
И вечно вдохновенный взор, –
Онегину все было ново.
(2, ХV)

Споры с Онегиным по разным вопросам свидетельствуют о достаточно высоком интеллекте Ленского, его обширных познаниях и наличии собственной позиции.

Меж ими все рождало споры
И к размышлению влекло:
Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою чреду,
Все подвергалось их суду.
(2, ХVI)

Ленский уже способен на самостоятельные, острые критические замечания по адресу Онегина: «Я модный свет ваш ненавижу». Онегин, обладающий существенным жизненным опытом, покровительственно относится к своему юному другу.

Он слушал Ленского с улыбкой.
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству;
Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред.
(2, ХV)

И вот юный поэт накануне свадьбы внезапно гибнет на дуэли от «дружеской руки» Онегина.
«Друзья мои, вам жаль поэта?», – мог бы спросить Пушкин у знаменитых критиков. «Вовсе не жаль!», – дружно ответили бы ему Писарев и Белинский.
По словам Писарева, общество «тупоумного», «ошалевшего от безделья и скуки» Ленского «совершенно невыносимо для всякого мало-мальски серьезного и мыслящего человека».
Белинский уверен, что люди, подобные Ленскому, «при всех их неоспоримых достоинствах» обычно становятся «самыми несносными, самыми пустыми и пошлыми людьми» с «претензиями на великость и страстью марать бумагу». Писарев разделяет это мнение с поправкой, что не видит в Ленском «никаких неоспоримых достоинств».
В Ленском, по убеждению Белинского, «было много хорошего, но лучше всего то, что он был молод и вовремя для своей репутации умер. Это не была одна из тех натур, для которых жить – значит развиваться и идти вперед».
Эти необоснованные, предвзятые, надуманные обвинения критиков рассыпаются, если вникнуть в текст романа.
Можно уверенно сказать, что портрет Ленского, поэта-романтика, – это точный образ самого Пушкина: именно таким романтиком был Пушкин в лицее «в осьмнадцать лет», когда приступил к написанию романтической поэмы «Руслан и Людмила», с появления которой началась его всероссийская слава.
Об их душевном родстве свидетельствует то, что Ленский в своих элегиях использует те же образы, рифмы, эпитеты, которые применял Пушкин-лицеист и его сверстники. «Друзья Людмилы и Руслана» с этим, без сомнения, согласятся.
И если, по словам Белинского, Татьяна, «немая деревенская девочка с детскими мечтами, смогла превратиться в светскую женщину, способную словом выразить свои чувства и мысли», то почему надо категорически отказывать в развитии перспективному юноше, еще почти мальчику, «поклоннику Канта», с университетским образованием, в совершенстве владеющем немецким поэтическим языком «Шиллера и Гете», влюбленному поэту-романтику Ленскому, который с молодой женой мог переехать в Петербург, войти в литературный «цех задорный людей», к которым «принадлежит» сам Пушкин, и стать позднее замечательным поэтом-реалистом.

Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас.
(6, ХХХVII)

Такой высокий удел Пушкин оставляет читателю как главный вариант развития судьбы Ленского, и пренебрегать мнением автора неразумно. Тем более что Пушкин не спрашивает, а говорит утвердительно и поясняет свою мысль:

Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще для света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял!
(6, ХХХVI)

Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
(6, ХХХI)

17
«Чтобы дорисовать личность Ленского, – заявляет Писарев, – надо разобрать его дуэль с Онегиным. Тут читатель решительно не знает, кому отдать пальму первенства по части тупоумия – Онегину или Ленскому».
Писарев указывает на обман Онегина Ленским, обещавшим, что на именинах будет лишь «своя семья», на желание Онегина отомстить за то, что он попал на вечер с многочисленными гостями, и на то, что Ленский «лезет на стены» и посылает приятелю вызов на дуэль за якобы нанесенное ему оскорбление,
Да, Ольга отказала в танце Ленскому, поскольку ранее опрометчиво «дала слово» Онегину. Писарев доказывает, что Ленский «не имел никакого основания сердиться ни на Онегина, ни на Ольгу». Белинский тоже считает, что Ленский «из пустой причины вызвал Онегина на дуэль».
Покажем, что и эти обвинения критиков лишены оснований. Проследим развитие событий, приведших к трагической развязке. Наступила осень – самое скучное время в деревне.

В тот год осенняя погода
Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе.
(5, I)

Однажды Ленский, беседуя с Онегиным, неожиданно вспоминает о приглашении Онегина на именины к Татьяне.

………………... Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот... какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван.
(4, ХLVIII)

«Я?» – Да, Татьяны именины
В субботу. Оленька и мать
Велели звать, и нет причины
Тебе на зов не приезжать. –
«Но куча будет там народу
И всякого такого сброду... »
(4, ХLIХ)

Ленский удивляется словам Онегина и сам себе задает вопрос, кто же там может быть, если до сих пор из-за известной нелюбви Тани к гостям никто ни разу не появлялся на ее именинах.

– И, никого, уверен я!
Кто будет там? своя семья.
Поедем, сделай одолженье!
Ну, что ж? – «Согласен». – Как ты мил!
(4, ХLIХ)

Когда друзья с опозданием въехали во двор Лариных, они поняли, что

С утра дом Лариных гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались в возках,
В кибитках, в бричках и в санях.
(5, ХХV)

Не сомневаясь в правдивости Ленского, Онегин понимал, что нынешний внезапный наплыв гостей на именины Татьяны связан с их неувядающим интересом к сплетнями и слухам об его летних прогулках с Таней по саду ночью (глава 4, строфа ХVII).
Евгений мог развернуться и уехать домой, но он проявил характер и сам принял решение поздравить Татьяну. Поэтому теперь никаких оснований мстить Ленскому за обман у него не было.
Соседи провели широкую подготовительную работу к именинам Татьяны. Вместе с ними

Приехал ротный командир;
Вошел... Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая!
Полковник сам ее послал.
Какая радость: будет бал!
(5, ХХVIII)

На первый танец галантный Ленский приглашает именинницу Татьяну.

Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный.
(5, ХLI)

Скрытая зависть к чужому веселью, к чужой радости вызвала в Онегине разрушительные чувства мести, злобы и предательства. Он сделал вид, что бурные эмоции Татьяны, пробудившиеся при его внезапном появлении, стали для него неприятной неожиданностью и возложил вину за это на … своего друга Ленского.

Чудак, попав на пир огромный,
Уж был сердит. Но девы томной
Заметя трепетный порыв,
С досады взоры опустив,
Надулся он и, негодуя,
Поклялся Ленского взбесить
И уж порядком отомстить.
(5, ХХХI)

К моменту начала танцев Татьяна уже справилась со своим волнением, вызванным внезапным появлением Онегина, приняла его поздравление, глядя ему в глаза:

……..девы томный вид,
Ее смущение, усталость
В его душе родили жалость:
Он молча поклонился ей,
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен…..
… взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.
(5, ХХХIV)

Поэтому никаких оснований, кроме зависти и злобы, для мести Ленскому у Онегина не было. Тем не менее,

Теперь, заране торжествуя,
Он стал чертить в душе своей
Карикатуры всех гостей.
(5, ХХХI)

И Онегин мстит всем подряд: Ленскому, Прасковье, гостям, Татьяне, отказываясь танцевать с ней мазурку, о которой она мечтала.

К минуте мщенья приближаясь,
Онегин, втайне усмехаясь,
Подходит к Ольге.
(5, ХLI)

Онегин приглашает на вальс Ольгу, оживленно беседует с ней и после перерыва

Вновь с нею вальс он продолжает;
Все в изумленье. Ленский сам
Не верит собственным глазам.
(5, ХLI)

На мазурку Онегин снова приглашает Ольгу, вызывая, естественно, гнев Ленского.

В негодовании ревнивом
Поэт конца мазурки ждет
И в котильон ее зовет.
(5, ХLIV)

Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
Да Ольга слово уж дала
Онегину. О боже, боже!
Что слышит он? Она могла...
Не в силах Ленский снесть удара;
Проказы женские кляня,
Выходит, требует коня.
И скачет. Пистолетов пара,
Две пули – больше ничего –
Вдруг разрешат судьбу его.
(5, ХLV)

Во время последнего танца разочарованная

…………. Оленька зевала,
Глазами Ленского искала,
И бесконечный котильон
Ее томил, как тяжкий сон,
(6, I)

А Онегин, заметив, что Владимир в гневе скрылся,

………….скукой вновь гоним,
Близ Ольги в думу погрузился,
Довольный мщением своим.
(6, I)

По мнению Писарева, «весь удар состоял в том, что Ольга не пошла танцевать с ним котильон». На самом же деле на впечатлительного, доверчивого, открытого, искреннего Ленского внезапно обрушились сразу три удара: измена друга, которому

Свою доверчивую совесть
Он простодушно обнажал,
(2, ХIХ)

И в преданности которого идеалам дружбы был уверен:

Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;
(2, VIII)

Воображаемая измена невесты накануне свадьбы:

Уж хитрость ведает она,
Уж изменять научена
(5, ХLV)

И злорадный шопот «изумленных» гостей.
Понятно, что, враждуя с Онегиным, оскорбленные соседи давно старались разрушить дружбу двух неразлучных друзей и, таким образом изолировать Онегина.
Очевидно, что со всех сторон много месяцев Ленского донимали слухами о том, что Онегин – известный столичный «развратитель», что доверчивый поэт пригрел на груди опасную змею, и что вскоре после свадьбы он узнает Онегина «на самом деле», когда будет «счастлив и рогат». И своим оскорбительным, вызывающим поведением на балу Онегин начал досрочно подтверждать их предсказания.
Утром Онегин получил вызов на дуэль. Посетив днем Лариных, Ленский неожиданно для себя увидел, что «он еще любим» Ольгой.

Уж он, раскаяньем томим,
Готов просить у ней прощенье,
Трепещет, не находит слов,
Он счастлив, он почти здоров.
(6, ХIV)

Но простить другу Онегину черную измену он не может.

И вновь задумчивый, унылый
Пред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний день напомнить ей.
(6, ХVII)

Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал».
(6, ХVII)

18
«Соседство», которое Онегин презрительно называл «сбродом», решило воспользоваться удобным случаем для расправы с Онегиным, даже рискнув жизнью юного поэта. Секундантом Ленского стал их представитель – беспринципный, безжалостный Зарецкий.

В дуэлях классик и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства,
По всем преданьям старины.
(6, ХХVI)

Однако, в данном случае, в нарушение многих положений дуэльного кодекса, он сделал все, чтобы примирения приятелей не состоялось и дуэль завершилась смертельным исходом, поскольку у Онегина секунданта, по существу, не было. Любой результат поединка устраивал соседей в качестве мести Онегину.
Утром следующего дня после бала Зарецкий появился в доме Онегина и

…. после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
(6, VIII)

То был приятный, благородный,
Короткий вызов, иль картель:
Учтиво, с ясностью холодной
Звал друга Ленский на дуэль.
Онегин с первого движенья,
К послу такого порученья
Оборотясь, без лишних слов
Сказал, что он всегда готов.
(6, IХ)

Получив опрометчивое согласие Онегина на дуэль, Зарецкий немедленно покинул его дом, боясь, что Онегин одумается:

Зарецкий встал без объяснений;
Остаться доле не хотел,
Имея дома много дел,
И тотчас вышел,
(6, IХ)

Не договорившись о встрече с секундантом Онегина, чтобы оговорить условия дуэли и сделать попытку к примирению в соответствии с правилами.
Узнав о предстоящей дуэли, Ленский радуется, как ребенок новой игрушке.

Теперь ревнивцу то-то праздник!
Он все боялся, чтоб проказник
Не отшутился как-нибудь,
Уловку выдумав и грудь
Отворотив от пистолета.
(6, ХII)

Дуэль, как процедура по восстановлению чести, связана с оценкой меры оскорбления. Оскорбление Ленского было настолько незначительным, что для его снятия достаточно было демонстрации Онегиным бесстрашия и показа готовности к бою. Принимая вызов, Онегин показывает, что считает Ленского равным себе, и таким образом реабилитирует его честь.
На другой день Зарецкий рано появился в доме Ленского, который всю ночь не спал, сочиняя романтические стихи и оплакивая свою судьбу.

И наконец перед зарею,
Склонясь усталой головою,
На модном слове идеал
Тихонько Ленский задремал;
Но только сонным обаяньем
Он позабылся, уж сосед
В безмолвный входит кабинет
И будит Ленского воззваньем:
«Пора вставать: седьмой уж час.
Онегин верно ждет уж нас».
(6, ХХIII)

Онегин проспал и опоздал на дуэль на несколько часов. В этом случае секундант Ленского мог засчитать Онегину позорное поражение из-за неявки, но Зарецкий, механик деревенский, предпочел все это время «осуждать жернов» мельницы, чтобы Ленский не покинул место дуэли.
С изумлением увидев слугу Онегина, француза, «честного малого», представленного секундантом, Зарецкий от неслыханного оскорбления «губу закусил»: ведь его унизили, приравняли к лакею, что было достаточным поводом для прекращения поединка (по правилам секунданты должны быть равными по статусу и независимыми от дуэлянтов).
Но Зарецкий предпочел не заметить унижения и вступил с «честным малым» в «важный договор», потом поставил «смущенного Гильо» «за ближний пень» и взял на себя все функции руководителя дуэли.
Онегин, еще раз нарушая правила поединка, обратился непосредственно к Ленскому с косвенным предложением перемирия и, судя по интонации ответа, получил …..согласие.

Онегин Ленского спросил:
«Что ж, начинать?» – Начнем, пожалуй, –
Сказал Владимир.
(6, ХХVII)

В этот момент Зарецкий обязан был предложить противникам перемирие, но он еще раз проигнорировал правила. Опытный дуэлянт Онегин имел полное право заявить Ленскому: «Наши секунданты грубо нарушают дуэльный кодекс! Владимир, я вижу, что вы не настаиваете на дуэли, а я тем более. Я выражаю сожаление по поводу моего недостойного поведения на балу и приношу вам свои извинения». Поскольку оскорбление Ленского было весьма незначительным, этих слов извинения, в соответствии с правилами, было достаточно для прекращения дуэли.
Такой исход дела смягчил бы вину Онегина перед молодым другом. Ведь

…………….. Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.
(6, IХ)

Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых: пускай поэт
Дурачится; в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.
(6, Х)

Он мог бы чувства обнаружить,
А не щетиниться, как зверь;
Он должен был обезоружить
Младое сердце.
(6, ХI)

Но Зарецкий опять сделал вид, что ничего не слышал и продолжил подготовку к дуэли.

Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
(6, ХХIХ)

И тут в Онегине, взрослом человеке и опытном бойце, давно разлюбившем «и брань и саблю и свинец», взяли верх гордыня, эгоизм, трусость, равнодушие, предательство и готовность подчиниться давлению «общественного мнения» сельского «сброда».

К тому ж – он мыслит – в это дело
Вмешался старый дуэлист;
Он зол, он сплетник, он речист...
Конечно, быть должно презренье
Ценой его забавных слов,
Но шепот, хохотня глупцов...»
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
(6, ХI)

Вместо того чтобы потребовать от руководителя дуэли Зарецкого оформления положенных дуэльных протоколов, хорошо выспавшийся, в отличие от Ленского, невозмутимый Онегин предпочел хладнокровно стрелять в грудь младого друга, в то время как Ленский наверняка стрелял бы «в ляжку» этому «проказнику», как он называл Онегина.
Не случайно Онегин на приеме в столице «для всех кажется чужим», потому что его деятельность оставляет после себя, кроме «оледенелых трупов», только

Врагов забвенных,
Клеветников, и трусов злых,
И рой изменниц молодых,
И круг товарищей презренных.
(8, ХХХVII)

После хладнокровного убийства младого поэта Онегин, «мгновенным холодом облит», лицемерно изображает горе, как и Зарецкий, который начинает «бережно» обращаться с убитым Ленским. На самом деле Онегин не жизнь Ленского оплакивает, а сожалеет о своем забрызганном кровью «мундире».

Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его... напрасно
(6, ХХХI)

В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений.
«Ну, что ж? убит», – решил сосед.
Убит!.. Сим страшным восклицаньем
Сражен, Онегин с содроганьем
Отходит и людей зовет.
Зарецкий бережно кладет
На сани труп оледенелый;
Домой везет он страшный клад.
(6, ХХХV)

Далее убийцы «младого певца» совместно разрабатывают меры, чтобы избежать наказания: объявляют Ленского самоубийцей и хоронят «у ручья в тени густой» вдали от родительских могил, вне кладбища, наказывая его таким образом еще раз посмертно.
По нашему мнению, для вызова Онегина на дуэль у Ленского были не менее важные основания, чем у Пушкина для вызова Дантеса. К трагической судьбе «неведомого, но милого певца» Ленского вполне можно отнести знаменитые строчки Лермонтова, посвященные Пушкину:

Погиб поэт! – невольник чести –
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..

И он убит – и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
(М.Ю.Лермонтов. «На смерть поэта»)

Таким образом, показано, что оценка критиками Белинским и Писаревым образов Прасковьи, Ольги и Ленского не может считаться объективной и справедливой. Зловещей роли поместного дворянства в убийстве Ленского они вообще не заметили.

19
Рассмотрим подробно и другие весьма спорные высказывания Белинского и Писарева о романе «Евгений Онегин». В 1844 году, через 13 лет после публикации, Белинский уверен, что в романе «Евгений Онегин» «многое устарело теперь» и что «гений никогда не упреждает своего времени». А Писарев еще через 20 лет вообще считает роман «Евгений Онегин» «чуждым действительности»….

Эпиграфы играют важную роль в композиции романа, служат своеобразным ключом к раскрытию авторской точки зрения на описываемые события и образы героев.
Поэтому для оценки образа Онегина и содержания всего романа в целом важно понять смысл французского эпиграфа, который первоначально относился автором только к первой главе, описывающей личность Онегина, а позднее стал эпиграфом ко всему роману, т.е. автор существенно расширил распространенность основных черт характера этого образа, показал его объемность, типичность, подчеркнул наличие множества такого типа людей в обществе, что дает основание ввести понятие «онегинщина».
Вдумаемся в этот эпиграф к роману. «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того ещё особен¬ной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, – следствие чувства превосходства, быть может мнимого».
«Особенная гордость» Онегина – это гордыня, главный смертный грех, а соединенный с высокомерием, тщеславием, равнодушием, эгоизмом, презрением к людям и чувством превосходства над ними он порождает безжалостного человека-разрушителя, «надменным бесом» «глядящего в Наполеоны» и мечтающего использовать «миллионы двуногих тварей» в качестве «орудия» для удовлетворения своих страстей – властолюбивых, материальных, любовных, тщеславных…
Гордыней страдал солнечный ангел Люцифер, бросивший вызов самому Богу и изгнанный за это из рая.
Онегин – это не «страдающий эгоист», как думает Белинский, а эгоист, приносящий страдания другим людям, точнее, человек, страдающий «синдромом Евгения Онегина» – органическим неприятием чужого счастья, чужого успеха.
«Преданный безделью», «томясь душевной пустотой», он ищет виновных в своих жизненных неудачах. Такому человеку

……. чуждо наслажденье
И все, что радует, живит,
Все, что ликует и блестит
Наводит скуку и томленье
На душу мертвую давно
И все ей кажется темно.
(7, II)

Чувство неудовлетворенности, хандра, преследующая его повсюду, лишает его радости бытия и побуждает к мести, к разрушительным действиям, которые, в свою очередь, приносят ему удовлетворение.
Его неуправляемая энергия внушает опасения «благоразумным людям», среди которых он может

Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже демоном …….
(8, ХII)

Отдельного рассмотрения заслуживает глубоко ошибочное, внутренне противоречивое заключение Писарева о том, что «с онегинским типом мы не связаны решительно ничем; мы ничем ему не обязаны; это тип бесплодный, не способный ни к развитию, ни к перерождению; онегинская скука не может произвести из себя ничего, кроме нелепостей и гадостей».
Однако, следует согласиться с той частью этого суждения, где утверждается, что онегинский тип может «произвести» много «нелепостей и гадостей».
Действительно, как показала история, онегинский тип

С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом,
(7, ХХII)

Способен к развитию, способен порождать «онегинщину» и далее – «бесовщину».
«Онегинщина» – это разрушительные действия отдельных личностей, реализующих свою гордыню, свое чувство превосходства, «быть может мнимое», над неполноценным, по их мнению, людским стадом «двуногих тварей», которых они «презирают в душе»:

Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей.
(1, ХLVI)

«Онегинщина» – это неумение и нежелание созидать, конструктивно работать, это – осознанное или неосознанное стремление «надменного беса» к ниспровержению, к отрицанию существующего, к решению проблемных вопросов безнравственными средствами вплоть до самых крайних.
Для того чтобы создавать, строить, изобретать, учить, воспитывать, творить требуется «труд упорный», знания, талант, умение, способности и понимание, что «нравственность – в природе вещей».
А если ты «учился понемногу чему-нибудь и как-нибудь», если «труд упорный» тебе «тошен», если ты «пламенно красноречив» и твой «резкий, охлажденный ум» способен «язвительным злословием» «уничтожить соперников твоих», если ты готов в любой момент «ощетиниться, как зверь», то начинаешь «невольно предаваться мечтам» и строить планы реализации своего невостребованного потенциала.
Не составит труда найти единомышленников, которые тебя оценят, поддержат и предложат теоретическое обоснование разрушительных идей мирового масштаба под прикрытием сказочных обещаний народу светлого будущего в царстве свободы, равенства, братства.
Так «онегинщина» постепенно трансформируется в «бесовщину».

Мчатся бесы рой за роем….
Бесконечны, безобразны….
Закружились бесы разны….
Сколько их!
(А.С. Пушкин. «Бесы»)

Человечество было бы гораздо счастливее (или гораздо менее несчастным), если бы могло направлять энергию неординарных личностей в русло созидания и гуманизма, если бы Маркс всю жизнь читал лекции в университете, Ленин – занимался адвокатской практикой, Сталин – преподавал в духовной семинарии и писал лирические стихи, а Гитлер – рисовал картины.
Еще при жизни Пушкина в Европе получали университетское образование молодые люди, создавшие позднее бесовскую теорию «диктатуры и классовой борьбы», реализация которой на практике в России привела их учеников к обнаружению нового «класса» – класса «врагов народа», подлежащего безжалостному уничтожению в течение многих десятилетий, потому что весь народ, кроме вождя, считался потенциальным «врагом народа».
«Бесовщина» – это разрушительные стремления или действия организованных групп, союзов, партий, альянсов или других структур, объединенных общей целью ниспровержения власти, идеологией или религией, программой, уставом, «Манифестом» или «Катехизисом революционера», и, разумеется, непререкаемым вождем.
Все это позднее нашло художественное воплощение в романе «Бесы» Достоевского, эпиграфом к которому автор избрал пушкинские слова из одноименного произведения.
«Бесовщина» – это временное торжество системы насилия и террора, порабощения и мракобесия после захвата власти «бесами» и отбрасывания общечеловеческой морали, совести, нравственности и универсальной заповеди «не убий».
Подтверждение того, что при составлении плана продолжения романа «Евгений Онегин» реалистическая мысль Пушкина двигалась в направлении от образа Онегина к «онегинщине» и «бесовщине», можно видеть в последней дошедшей до нас ХVII строфе десятой главы этого романа.
Онегины всех мастей, «враги порядка», «от делать нечего» собирались, «что б только время проводить» и развеять свою «тоскующую лень»:

У них свои бывали сходки,
Они за чашею вина,
Они за рюмкой русской водки
(10, ХIII)

Вели беседы.

Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры,
И не входила глубоко
В сердца мятежная наука,
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов.
……………………………..
И постепенно сетью тайной
Россия ………………
(10, ХVII)

Была покрыта.

Наш царь дремал ………..
(10, ХVII)

От посланника Бога, шестикрылого серафима, Пушкин получил
пророческий дар:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
(А.С.Пушкин. «Пророк»)

Взглядом пророка Пушкин увидел то, о чем позднее написал Достоевский: «Начнут бунт в России под видом европейской революции, бунт начнут с атеизма и грабежа всех богатств, начнут низлагать религию, разрушать храмы, зальют мир кровью».
Когда Пушкин почувствовал, что планируемое продолжение «полусмешного», «полупечального» реалистического романа «Евгений Онегин» превращается в трагическое, противоположное по духу произведение, пропитанное насилием и слезами, тогда (19 октября 1830 г) он сделал запись о том, что десятая глава романа уничтожена, как в рукописном виде, так и в виде неосуществленного замысла. Такова наша версия.
Будущее подтвердило пессимистическое предвидение поэта: его поэзия, воспевающая «народ неугнетенный» и «падшее рабство» в «отечестве свободы просвещенной», была отброшена, его призыв: «не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» был заглушен некрасовской фразой: «дело прочно, когда под ним струится кровь», а вместо «дум высокого стремленья», «добрых чувств» и «милости к падшим» зазвучало ленинское требование «усилить массовидность террора», вместо его песен (первоначально Пушкин называл главы романа «Евгений Онегин» песнями) зазвучала большевистская «песнь ненависти и мести» (газета «Правда» от 31 августа 1918 года) и гимн: весь мир насильем «мы разрушим до основанья», а лозунгом дня стала фраза: «железной рукой загоним человечество в счастье».
История подтвердила мысль Ф.М.Достоевского, о том, что «Пушкин есть явление пророческое». В выступлении 1880 года Достоевский, несомненно, указал на связь своего романа «Бесы», написанного в 1872 году, с «пророчеством и указанием» Пушкина.
Гениальный поэт и мыслитель впитал в себя исторический кровавый опыт Европы, в частности Великой французской революции 1789 года, и восстания Пугачева, и поэтому до сих пор весьма актуален его страстный призыв к народам России не прибегать к насильственным методам решения проблемных вопросов, к революциям и бунтам. Поэтому глубоко ошибочно мнение Белинского о том, что «гений никогда не упреждает своего времени».
Прошедшие два века после появления романа «Евгений Онегин» ясно показали, что суждения Белинского, Писарева, современных ученых-пушкиноведов об устарелости романа, о превращении его только в литературный памятник или памятник культуры России начала ХIХ века несостоятельны и необоснованны, а «онегинщина» и «бесовщина» достигли необычайного масштаба развития.
И в наше время «онегинские» бунты и «революции» нередко возникают то в одной, то в другой стране. Использование институтов демократии, прав человека, свободы слова, новейших видов связи и интернета позволяют современной «онегинщине» и «бесовщине» добиваться потрясающих результатов в своей разрушительной деятельности.
Пушкин и это предвидел:

При звучных именах равенства и свободы,
Как будто опьянев, беснуются народы.

Поэтому актуальность вечно живого романа «Евгений Онегин» не подлежит сомнению.
В данной работе высказаны критические замечания по адресу некоторых выводов статей Белинского о романе «Евгений Онегин», но, отдавая должное знаменитому критику за высокую оценку пушкинских творений и за искреннюю любовь к поэту, закончим эту статью его высказыванием: «Пусть идет время и приводит с собою новые потребности, новые идеи; русское общество ….. всегда будет любить эту поэму, всегда будет останавливать на ней исполненный любви и благодарности взор...». Время полностью подтвердило справедливость этой мысли.

ЛИТЕРАТУРА
1. Рожинский Ю.И. Загадки романа
А.С.Пушкина «Евгений Онегин».
Харьков. Издательство "Финарт", 2014
- 124 с. ISBN 978-966-8766-80-0
2. Пушкин А.С. Евгений Онегин. Роман в
стихах // Полн. собр.соч. в 10 т. Л.,
1978. Т. 5.
3 Белинский В.Г. Сочинения Александра
Пушкина. Статьи восьмая и
девятая. «Евгений Онегин» //Полн.
собр. соч. М., 1955. Т. 7.
4 Писарев Д. И. Пушкин и Белинский (1
гл.). «Евгений Онегин» //Собр. соч.
в 4-х т. М., 1956. Т. 3.
5. Рожинский Ю.И. Аутизм Татьяны
Лариной – художественное открытие
А.С.Пушкина, neizvestniy-
geniy.ru›cat/literature/stati/…
6. Рожинский Ю.И. Что такое онегинщина.
chitalnya.ru›work/1040054/
7. Рожинский Ю.И. Хронология романа
А.С.Пушкина «Евгений Онегин»,
litprichal.ru›work/202598/
8. Рожинский Ю.И. Нереализованный финал
романа А.С.Пушкина «Евгений
Онегин», neizvestniy-
geniy.ru›cat/literature/stati…

В поэзии Пушкина контекст в принципе совпадает с текстом или во всяком случае никогда не противопоставляется ему. Такова основная особенность Пушкина, из которой, в частности, проистекает его пресловутая непереводимость. Любой перевод и, прежде всего, перевод поэтический, строится на том, что некие детали текста перемещаются в контекст, а нечто из контекста, так сказать, озвучивается, проступает в тексте перевода. Такова система потерь и компенсаций в поэтическом переводе, художественная ткань которого разрушается так называемыми отсебятинами, то есть привнесёнными извне деталями, не входящими ни в текст оригинала, ни в его контекст. Но в поэзии Пушкина маневрированье между текстом и контекстом невозможно, поскольку одно с другим полностью совпадает. В.Ходасевич говорит в этой связи о равновесии параллельных заданий у Пушкина1 . Совпадение текста и контекста воспринимается как художественное совершенство Пушкина, столь свойственное ему в эпоху, когда совершенством начинают жертвовать, главным образом, ради выразительности, а преобладающим средством для достижения выразительности является как раз противопоставление текста и контекста, на чем основывается эстетика и поэтика романтизма2. Отсюда ироническая полемика Пушкина с культом несказанного в поэзии В.А.Жуковского, "пленительной сладостью" которого Пушкин, впрочем, умел восхищаться как никто другой. А в поэзии самого Пушкина сказано именно то, что сказано, но сказанное при этом отнюдь не становится однозначным. Глубина в поэзии Пушкина замещается прозрачностью, но прозрачность эта необозрима и неисчерпаема. Сам Пушкин точнее всех обозначил эту особенность своей поэзии как магический кристалл, сквозь который он сам еще неясно различал "даль свободного романа".
Казалось бы, что может быть проще и отчётливее строк:
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.

Однако духовная жизнь России в девятнадцатом, отчасти и в двадцатом веке в известной степени шла под знаком полемики по поводу этих строк, и в полемике различается невольная тенденция найти их идейный или даже идеологический контекст, примыслить подобный контекст, в крайнем случае, измыслить и выдать за толкование. Достоевский говорит по этому поводу: "... вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере, в литературе нашей, своего рода историю весьма характерную..."3 История эта начинается, пожалуй, с В.Г.Белинского, в публицистическом запале писавшего: "Но я другому отдана, - именно отдана, а не отдалась! Вечная верность – кому и в чём? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освещаемые любовью, в высшей степени безнравственны..."4 Эта патетическая эскапада явно проходит мимо того, что действительно сказано у Пушкина. Сюда же относится справедливо возмутившее Достоевского обозначение Татьяны как нравственного эмбриона5, казалось бы, скорее уместное у Писарева, но как раз Д.И.Писарев, этот символ антипушкинского нигилизма, проявляет в отношении Татьяны большую тонкость и тактичность: "Первый поступок Татьяны – её письмо к Онегину. Поступок очень крупный и до такой степени выразительный, что в нём сразу раскрывается весь характер девушки. Надо отдать полную справедливость Пушкину: характер выдержан превосходно до конца романа, но здесь, как и везде Пушкин понимает совершенно превратно те явления, которые он рисует совершенно верно"6. Этот пассаж, напоминающий выпады против поэзии в некоторых диалогах Платона, явно продиктован скрытым и тем более подлинным восхищением, которое по-базаровски застенчиво маскируется грубоватой задиристостью. Вообще пора уже признать, существующий. Интересно, что пятнадцать лет спустя апологет Пушкина Достоевский вторит что антипушкинские статьи Писарева вписались в пушкинский миф, едва ли без них скорее Писареву, чем Белинскому. У Писарева читаем: "Если бы эта женщина бросилась на шею к Онегину и сказала ему: я твоя на всю жизнь, но, во что бы то ни стало, увези меня прочь от мужа, потому что я не хочу, я не могу играть с ним подлую комедию, - тогда восторги Онегина в одну минуту охладели бы очень сильно"7. А Достоевский говорит: "Ведь если она пойдёт за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо"8. И неоромантическая проза Марины Цветаевой, посвященная Пушкину, перекликается скорее с Писаревым. Писарев говорит о Татьяне Лариной: "Она поставила себя под стеклянный колпак и обязала себя простоять под этим колпаком в течение всей своей жизни"9. Марина Цветаева пишет о Татьяне: "Татьяна на той скамейке сидит вечно... А торжествовать – к чему? А вот на это действительно нет ответа для Татьяны – внятного, и опять она стоит, в зачарованном кругу залы, как тогда – в зачарованном кругу сада, - в зачарованном кругу своего любовного одиночества..."10 Писарев заранее пародирует "зачарованный круг любовного одиночества", но романтическая ирония истории причудливо сочетает его пародию с лирическим пафосом Цветаевой, нечто улавливая, фиксируя, оттеняя в загадочной пушкинской прозрачности.

Нельзя не заметить: все обсуждающие историю вопроса, почему Татьяна не пошла с Онегиным, старательно обходят или замалчивают некое существеннейшее обстоятельство, подчас, быть может, действительно не усматривая в нём никакой загадки. Между тем вопрос о Татьяне и Онегине, несомненно, заключает в себе ещё один вопрос: кто тот другой, кому Татьяна отдана, а не отдалась? Казалось бы, чего проще: это вошедший с нею генерал, он же "толстый генерал", а несколькими строками раньше "какой-то важный генерал". Для Достоевского тут и вопроса никакого нет, или, вернее, вопрос формулируется иначе: "Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина... Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся"11. Но Достоевский допускает при этом явный просчет, давно уже раскрытый дотошными пушкинистами: "Н.О.Лернер в статье "Муж Татьяны" доказывал, что после освободительных войн против Наполеона генеральский чин был достоянием многих молодых людей; так, друг Пушкина Раевский был произведен в генералы 29 лет. Только молодой человек мог вспоминать с Онегиным, которому в VIII главе 28 лет, "проказы, шутки прежних лет"12. Но загадка скорее не в этом, а в самой Татьяне. Её слова о том, что она другому отдана, возвращают нас к её же строкам из письма, которое сам неукротимый Писарев признаёт поступком крупным и выразительным. В своём письме к Онегину Татьяна пишет:
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете...
То воля неба: я твоя...

Спрашивается, нарушила ли Татьяна волю неба или изменила своё мнение о том, что суждено. Если она теперь верна другому, не нарушила ли она свою верность опять-таки "другому", а если так, то насколько она вообще верна своим решениям и своему обету? Конечно, эти строки можно понимать иначе. Татьяна верна "ему", "другому", "толстому генералу", но она не отдала ему сердца, что и подтверждается ее словами, обращенными к Онегину: "Я вас люблю (к чему лукавить?)". В конце концов, она обещала не отдавать другому лишь своего сердца... Но такое казуистическое толкование слишком напоминает известные строки из письма Ж.Дантеса, в котором он приписывает Натали следующие слова: "Я люблю вас, как не любила никогда, но никогда и не требуйте от меня большего, чем моё сердце, потому что всё остальное мне не принадлежит..."13 Даже если Дантес так понял цитату из "Евгения Онегина", невольно допущенную Натали, подобное толкование неприемлемо уже потому, что Дантес так её понял. Тут нам опять приходит на помощь Писарев, напоминающий читателю о том, что Татьяна писала своё письмо по-французски, как сказано и у самого Пушкина:
Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски...
Что делать! Повторяю вновь:
Доныне дамская любовь
Не изьяснялася по-русски...

Этому обстоятельству, на мой взгляд, не уделялось достаточного внимания, а современные пушкинисты нередко просто упускают его из виду в отличие от русских барышень, сформированных образом Татьяны, о чём писала Марина Цветаева: "Ибо Татьяна до меня повлияла ещё на мою мать. Когда мой дед, А.Д.Мейн поставил её между любимым и собой, она выбрала – отца, а не любимого, и замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински... Так, Татьяна не только на всю мою жизнь повлияла, но на самый факт моей жизни: не было бы Татьяны – не было бы меня"14. Но именно эти-то барышни читали письмо Татьяны как перевод с французского, невольно "про себя" восстанавливая, угадывая французский оригинал. Так и следует читать письмо Татьяны, и потому загадка была для них более или менее разгадана, о чём они, живя по-татьянински, предпочитали по-татьянински молчать. Французский язык отчетливо проступает в процитированных нами из письма строках о "другом". По-русски никогда на скажут: "То воля неба". "Небо" в значении "божество" по-русски невозможно употребить. Этому противится сама этимология слова, ибо русское слово "небо" сродни немецкому "Nebel" ("туман"), и недаром в нём слышится небыль. Когда по-русски упоминается "воля неба", это всегда перевод. Но в то же время если в письме Татьяны вместо "то воля неба" поставить "то воля Бога", будет допущена органическая погрешность, едва ли не кощунство. Так же не имеет ничего общего с русской традицией и "вышний совет", в котором распознается le conseil supreme или superiuer, а в слове "conseil" присутствует ссылка на "concile", церковный собор. Религиозная жизнь Татьяны Лариной при всей своей задушевной подлинности непроста, ибо, с одной стороны,Татьяна "русская душою", а с другой стороны, она "по-русски плохо знала", причем это касается не только языка.

По всей вероятности, Татьяна говорит по-французски и о том, что она другому отдана. Нарекания Белинского вызывает глагол "donner", которому он предпочел бы "se donner", хотя Татьяна могла употребить или подразумевать глагол "se consacrer" (посвятить себя или быть посвящённой). Существенно, что сама Татьяна говорит о своем муже: "...муж в сраженьях изувечен", употребляя, вероятно, при этом глагол "mutiler". Разница глаголов "biesser" и "mutiler" очевидна, но и по-русски "изувечен" не то, что "ранен". Вполне обоснованно предположение: увечье толстого генерала в том и состоит, что оно не позволяет ему быть "мужем", что не секрет ни для двора, ни тем более для его родни и друга Онегина. Отсюда контраст между героическим прошлым и нынешней комической внешностью генерала, отсюда недоуменный вопрос Онегина: "Так ты женат! Не знал я ране! Давно ли?" "Около двух лет", - отвечает генерал, и характерно, что за два года брак остался бездетным, а детей и впредь не предвидится. Быть может, именно потому Онегин не чувствует ни малейшей вины перед своим другом, объясняясь в любви его жене. Не полагает ли он, что даже оказывает ему своего рода услугу? Но тем лучше поймёт Онегин свою Татьяну, как и она понимает его.

Таким образом, глагол "отдалась", предлагаемый Белинским, не только неуместен, но и невозможен в ситуации Татьяны Лариной. При этом несомненно: она действительно не отдала сердца никому на свете. Она верна своему обету, первому и последнему. Другой, которому она верна, ни в свете, ни на этом свете: это никто иной как Сам Христос, установивший таинство брака.

Не исключено, что свет благоговеет перед Татьяной, зная, какой она несёт крест, но в то же время роман не даёт оснований полагать, что подвиг Татьяны – некая светская аскеза или монашество в миру (Известно, что православная церковь относится к подобным экзальтированным подвигам неодобрительно, предписывая женщине честный брак или честное монашество). Татьяна вряд ли согласилась бы просто быть "светской пустынницей стройного роста" (Марина Цветаева). Её призвание – скорее подвиг милосердия по отношению к изувеченному мужу. Но изначально "Татьяны бледные красы" вовсе не предрасположены к аскезе, в чём она откровенно признаётся:
Души неопытной волненья
Смирив со временем (как знать?)
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная супруга
И добродетельная мать.

Едва ли найдётся в русской литературе другой поэт, кроме, пожалуй, Льва Толстого, для которого брак и тема брака имели бы такое значение, как для Пушкина. Как известно, именно тема брака навлекла на него смерть, что трудно себе представить, скажем, в случае Лермонтова. Собственно говоря, Пушкин отдал жизнь за то, чтобы "быть отцом, супругом". В этой связи особый смысл приобретает присутствие самого Пушкина в романе, лирические отступления и, в особенности, признание поэта: "Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной". Для Пушкина выше и дороже всего в жизни была "верная супруга и добродетельная мать". Отсюда личная нота в его отношении к Татьяне: Простите мне: я так люблю Татьяну милую мою.

Однако между Пушкиным и Татьяной "даль свободного романа", которую поэт преодолеть не может, иначе будет разрушено художественное совершенство. Татьяна любит не его, а Онегина и без обиняков говорит, за что. Лучшее в Онегине она обозначает словом "честь", в котором опять-таки распознаётся французское "l"honneur", честь дворянина. Подобная "честь" определённо отличается от чести в эпиграфе к повести "Капитанская дочка": "Береги честь смолоду". В своём письме Татьяна пишет, что смело вверяет себя чести Онегина, подвергая его жесткому испытанию. Можно предположить, что она разочаровалась бы в Онегине, если бы он сделал ей предложение, откликнувшись на письмо, продиктованное слишком смелым, руссоистским порывом её сердца. Тогда Онегин не был бы тем Онегиным, которого она полюбила на всю жизнь. Точно так же Татьяна не была бы той Татьяной, которую Онегин любит, если бы она приняла его любовь, будучи замужней женщиной, и не напомнила ему: "Я знаю, в вашем сердце есть и гордость и прямая честь". Современники только отчасти понимали эту утонченную драму русской аристократической культуры, уже бесплодной, но все еще величественной. Если Онегин – лишний человек, то Татьяну никто не назовёт лишней. Тайна Татьяны Лариной в том, что она отвергает счастье, если оно требует компромисса с низкой жизнью, и Татьяна остаётся как живая в зачарованном кругу своей непреклонной чистоты.

Примечания

1 Владислав Ходасевич. "Колеблемый треножник", М, 1991, с. 201.
2 В.Микушевич. "Поэтический мотив и контекст" в сб. "Вопросы
теории художественного перевода", М, 1971, с. 36-39.
3 Ф.М.Достоевский. Собр. соч., т. 10, М, 1958, с. 450.
4 В.Г.Белинский. Собр. соч. в трех томах, М, 1948, т. Ш, с. 564.
5 там же, с. 562.
6 Д.И.Писарев. Сочинения в четырех томах, М, 1956, т.3, с. 338.
7 там же, с. 351.
8 Ф.М.Достоевский, там же, с. 451.
9 Д.И.Писарев, там же, с. 349.
10 Марина Цветаева "Мой Пушкин", М, 1981, с.51-52.
11 Ф.М.Достоевский, там же, с. 449.
12 там же, с. 529.
13 Л.М.Аринштейн. "Пушкин. Непричесанная биография". М, 1999, с.
119.
14 Марина Цветаева, там же, с. 52-53.

«ВСЕРОССИЙСКАЯ ОЛИМПИАДА ШКОЛЬНИКОВ ПО ЛИТЕРАТУРЕ. 2015–2016 уч. г. ШКОЛЬНЫЙ ЭТАП. 10 КЛАСС Часть I. ТВОРЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ (30 баллов) Прочитайте выдержки из статьи Д.И. Писарева о романе А.С. ...»

ВСЕРОССИЙСКАЯ ОЛИМПИАДА ШКОЛЬНИКОВ

ПО ЛИТЕРАТУРЕ. 2015–2016 уч. г.

ШКОЛЬНЫЙ ЭТАП. 10 КЛАСС

Часть I. ТВОРЧЕСКОЕ ЗАДАНИЕ (30 баллов)

Прочитайте выдержки из статьи Д.И. Писарева о романе А.С. Пушкина

«Евгений Онегин».

Согласитесь с мнением Писарева о Татьяне или опровергните его.

Обоснуйте свой ответ, свои доказательства проиллюстрируйте примерами

из текста романа.

Объём ответа – 10–30 предложений.

Оцениваются связность, доказательность, логичность, аргументация, язык и стиль, знание текста романа, а также грамотность.

Писарев Дмитрий Иванович (1840–1868) О Татьяне Лариной Вводя нас в семейство Лариных, Пушкин тотчас старается предрасположить нас в пользу Татьяны; эта, дескать, старшая, Татьяна, пускай будет интересная личность, высшая натура и героиня.

Однако же я попробую отрешиться от этих предвзятых чувств любви и уважения. Я взгляну на Татьяну как на совершенно незнакомую мне девушку, которой ум и характер должны раскрывать предо мною не в рекомендательных словах автора, а в её собственных поступках и разговорах.

Первый поступок Татьяны – её письмо к Онегину. Поступок очень крупный и до такой степени выразительный, что в нём сразу раскрывается весь характер девушки. Надо отдать полную справедливость Пушкину: характер выдержан превосходно до конца романа; но здесь, как и везде, Пушкин понимает совершенно превратно те явления, которые он рисует совершенно верно. В своей Татьяне он рисует с восторгом и с сочувствием такое явление русской жизни, которое можно и должно рисовать только с глубоким состраданием или с резкою ирониею.

Онегин во всё продолжение романа был у Лариных три раза. В первый раз тогда, когда Ленский его представил и когда их угощали вареньем и брусничною водою. Во второй раз тогда, когда он получил письмо Татьяны. И в третий раз на именинах Татьяны. Значит, до именин было только два визита. Значит, Татьяна влюбилась в Онегина сразу и решилась к нему написать письмо, проникнутая самою страшною нежностью, видевши его всего один раз....Знакомство было, очевидно, самое поверхностное, когда Онегин даже не знает, «которая Татьяна». Легко может быть, что Онегин не сказал с Татьяною ни одного слова; это обстоятельство тем более правдоподобно, что Ленский называет Татьяну молчаливой; по всей вероятности, разговором владела постоянно старуха Ларина;

Школьный этап. 10 класс...А в разговоре с простою старухой он, очевидно, не мог высказать ничего замечательного, что оправдывало бы или объясняло бы возникновение внезапного и страстного чувства в душе умной и рассудительной девушки. Как бы то ни было, результатом первого, совершенно поверхностного знакомства Татьяны с Онегиным оказалось то знаменитое письмо, которое Пушкин свято бережёт и читает с тайною тоскою. Татьянаначинает своё письмо довольно умеренно; она выражает желание видеть Онегина хоть раз в неделю, чтоб только слышать его речи, чтобы молвить ему слово и чтобы потом день и ночь думать о нём до новой встречи. Всё это было бы очень хорошо, если бы мы знали, какие это речи так понравились Татьяне и какое слово она желает молвить Онегину. Но, к сожалению, нам достоверно, что Онегин не мог говорить старухе Лариной никаких замечательных речей и что Татьяна не вымолвила ни одного слова. Если же она желает молвить слова, подобные тем, которыми она наполняет своё письмо, то ей, право, незачем приглашать Онегина в неделю раз, потому что в этих словах нет никакого смысла и от них не может быть никакого облегчения ни тому, кто их произносит, ни тому, кто их выслушивает.

Татьяна, по-видимому, предчувствует, что Онегин не станет ездить к ним раз в неделю, чтобы говорить ей речи и выслушивать слова; вследствие этого начинаются в письме нежные упрёки; уж если, дескать, не будете вы, коварный тиран, ездить к нам раз в неделю, так незачем было и показываться у нас; без вас я бы, может быть, сделалась верною женою и добродетельною матерью;

а теперь я по вашей милости, жестокий мужчина, пропадать должна.

Всё это, разумеется, изложено самым благородным тоном и втиснуто в самые безукоризненные четырёхстопные ямбы. – Ни за кого я не хочу замуж идти, – продолжает Татьяна, – а за тебя даже очень хочу, потому что «то в вышнем суждено совете... то воля неба: я твоя», и потому что ты мне послан Богом и ты хранитель по гроб моей жизни. – Тут Татьяна как будто спохватилась и, вероятно, подумала про себя: что ж это я, однако, за глупость пишу и с какой стати я это так раскутилась? Ведь я его всего-навсего только один раз видала. Так нет же вот, продолжает она: не один раз; не такая же я в самом деле, шальная дура, чтобы вешаться на шею первому встречному;

я влюбилась в него потому, что он мой идеал; а я уж давно мечтаю об идеале, значит, я видела его много раз; волосы, усы, глаза, нос – всё как есть так, как должно быть у идеала; и, кроме того, в высшем совете так суждено; значит, не о чем толковать: влюблена в него до безумия, буду ему верна в сей жизни и в будущей, буду о нём мечтать денно и нощно и напишу к нему такое пламенное письмо, от которого затрепещет самое бесчувственное сердце. Затем Татьяна бросает в сторону последние остатки своего здравого смысла и начинает взводить на несчастного Онегина самые неправдоподобные напраслины.

«Ты в сновиденьях мне являлся»... С каждой дальнейшей строчкой письма Татьяна завирается хуже и хуже, по русской пословице: чем дальше в лес, тем больше дров...

Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015–2016 уч. г.

Школьный этап. 10 класс Было бы очень недурно и очень полезно для Татьяны, если бы Онегин отвечал ей словесно или письменно в том резко-насмешливом тоне, в каком я написал от его лица несколько фраз.

Такой ответ, конечно, заставил бы Татьяну пролить несметное количество слёз; но если только мы допустим предположение, что Татьяна была неглупа от природы, что её врождённый ум не был ещё окончательно истреблён бестолковыми романами и что её нервная система не была вполне расстроена ночными мечтаниями и сладкими сновидениями, – то мы придём к тому убеждению, что горькие слёзы, пролитые ею над прозаическим ответом жестокого идеала, должны были бы произвести во всей умственной жизни необходимый чрезвычайно благодетельный переворот. Глубокая рана, нанесённая её самолюбию, мгновенно истребила бы её фантастическую любовь к очаровательному соседу. – Что ж, – подумала бы она, – должно быть, это в самом деле не он мелькал в прозрачной темноте. А если не он, так кто же? Да, должно быть, никто не мелькал. И зачем это я ему так много глупостей написала?

Татьяна увидела бы ясно, что её любовь к Онегину, лопнувшая как мыльный пузырь, была только подделкой любви, бесплодною и мучительною игрою праздного воображения; она поняла бы в то же время, что эта ошибка, стоившая ей многих слёз и заставляющая её краснеть от стыда и досады, была естественным и необходимым выводом из всего строя её понятий, которые она черпала с страстною жадностью из своего беспорядочного чтения...

Необходимо или отыскать себе другое, здоровое чтение, или, по крайней мере, прислониться в действительной жизни к какому-нибудь хорошему и разумному делу, которое могло бы постоянно поддерживать в ней умственную трезвость и отвлекать её от туманной области наркотических мечтаний. Такое хорошее и разумное дело отыскать нетрудно; намёк на него существует даже в нелепом письме Татьяны; она говорит, что помогает бедным, – ну, помогай;

но только займись этим делом серьёзно и смотри на него как на постоянный и любимый труд... Словом, несмотря на пустоту и бесцветность той жизни, на которую была осуждена Татьяна с самого детства, наша героиня всё-таки имела возможность действовать в этой жизни с пользою для себя и для других, и она непременно принялась бы за какую-нибудь скромную, полезную деятельность, если бы нашёлся умный человек, который бы энергическим словом и резкою насмешкою выбросил её вон из ядовитой атмосферы фантастических видений и глупых романов.

С самого начала Онегин делает грубую и непоправимую ошибку; он принимает любовь Татьяны за действительно существующий факт; а ему, напротив того, надо было сказать и доказать ей, что она его совсем не любит и не может любить, потому что с первого взгляда люди влюбляются только в глупых романах.

Голова несчастной девушки до такой степени засорена всякой дрянью и до такой степени разгорячена глупыми комплиментами Онегина, что нелепые Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015–2016 уч. г.

Школьный этап. 10 класс слова: «гибель от него любезна», произносятся с глубоким убеждением и очень добросовестно проводятся в жизнь. Забыть Онегина, прогнать мысль о нём какими-нибудь дельными занятиями, подумать о каком-нибудь новом чувстве и вообще превратиться какими-нибудь средствами из несчастной страдалицы в обыкновенную, здоровую и весёлую девушку – всё это возвышенная Татьяна считает для себя величайшим бесчестием; это, по её мнению, значило бы свалиться с неба на землю, смешаться с пошлою толпою, погрузиться в грязный омут житейской прозы. Она говорит, что «гибель от него любезна», и поэтому находит, что гораздо величественнее страдать и чахнуть в мире воображаемой любви, чем жить и веселиться в сфере презренной деятельности. И в самом деле, ей удаётся довести себя слезами, бессонными ночами и печальными размышлениями под лучом Дианы до совершенного изнеможения.

После отъезда Онегина из деревни Татьяна, стараясь поддержать в себе неугасимый огонь своей вечной любви, посещает неоднократно кабинет уехавшего идеала и читает с большим вниманием его книги. С особенным любопытством вглядывается и вдумывается она в те страницы, на которых рукою Онегина сделана какая-нибудь отметка. «И ей открылся мир иной», – объявляет нам Пушкин. Слова: «мир иной», должны, по-видимому, обозначать собою новый взгляд на человеческую жизнь вообще и на личность Онегина в особенности.

…Надо полагать, что «ярмарка невест» занимает очень почётное место в том новом мире, который открыла Татьяна. В Москве Татьяна ведёт себя именно так, как обязана вести себя благовоспитанная барышня, привезённая заботливою родительницей на ярмарку невест. Куда бы она ни стремилась мечтой – это решительно всё равно. Тело её, затянутое в корсет, во всяком случае, находится там, где ему велят находиться, и делает именно те движения, которые ему прикажут делать.

Татьяна до конца романа остаётся тем самым рыцарем печального образа, каким мы видели её в её письме к Онегину. Её болезненно развитое воображение постоянно создаёт ей поддельные чувства, поддельные потребности, поддельные обязанности, целую искусственную программу жизни, и она выполняет эту искусственную программу с тем поразительным упорством, которым обыкновенно отличаются люди, одержимые какой-нибудь мономаниею. Она вообразила себе, что влюблена в Онегина, и действительно влюбила себя в него. Потом она вообразила себе, что её жизнь разбита. Потом, видя, что ей не удаётся умереть, она вообразила, что теперь ко всему равнодушна; тогда она отдала себя в распоряжение своих родственников, которые сбыли её толстому генералу. Очутившись в руках своего нового хозяина, она вообразила, что превращена в украшение генеральского дома. Она поставила себя под стеклянный колпак и обязала себя простоять под этим колпаком в течение всей своей жизни. И сама она смотрит на себя со стороны и любуется неприкосновенностью и твёрдостью своего характера.

Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015–2016 уч. г.

Школьный этап. 10 класс Онегин встречается с нею в Петербурге в то время, когда она, драпируясь в свою неприкосновенность, уже украшает своею добродетельною особою жилище толстого генерала.

Онегин проникается предосудительным желанием вытащить это украшение из-под стеклянного колпака. Но украшение не трогается с места и, оставаясь под колпаком, читает оттуда предприимчивому денди такую проповедь, которая доставляет ему очень мало удовольствия.

Этой проповедью, как известно, заканчивается весь роман. Знаменитый монолог заключает в себе следующий смысл: зачем вы не влюбились в меня прежде? Теперь вы ухаживаете за мною потому, что я превратилась в блестящее украшение богатого дома. Я вас всё-таки люблю, прошу вас убираться к чёрту; свет мне противен, но я намерена безусловно исполнять все его требования.

Этот монолог доказывает ясно, что Татьяна и Онегин друг друга стоят; оба они до такой степени исковеркали себя, что совершенно потеряли способность думать, чувствовать и действовать по-человечески. Само по себе чувство Татьяны мелко и дрябло; но по отношению к своему предмету это чувство точь-в-точь такое, каким оно должно быть.

Белинский посвятил характеристике Татьяны целую отдельную статью.

В этой статье он, по своему обыкновению, высказал много превосходных мыслей, которые даже теперь, по прошествии двадцати лет, могут ещё изумлять и приводить в ужас неисправимых филистеров.

Белинский ставит Татьяну на пьедестал и приписывает ей такие высокие достоинства, на которые она не имеет никакого права и которыми сам Пушкин, при своём поверхностном и ребяческом взгляде на жизнь вообще и на женщину в особенности, не хотел и не мог наделить любимое создание своей фантазии.

Часть II. Целостный анализ текста (40 баллов) Выберите ОДИН из вариантов.

Вариант 1.

Прочитайте рассказ Л.Н. Андреева. Проанализируйте его, опираясь на поставленные вопросы.

В чём, по Вашему мнению, смысл названия рассказа?

Как название связано с главным событием рассказа?

Как называется главный повествовательный приём, использованный автором в рассказе?

Какие художественные приёмы и зачем использует автор?

В чём смысл финала?

Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015–2016 уч. г.

Школьный этап. 10 класс Леонид Николаевич Андреев (1871–1919) ВЕЛИКАН

–...Вот пришёл великан, большой, большой великан. Такой большой, большой. Вот пришёл он, пришёл. Такой смешной великан. Руки у него толстые, огромные, и пальцы растопырены, и ноги тоже огромные, толстые, как деревья, такие толстые. Вот пришёл он... и упал! Понимаешь, взял и упал!

Зацепился ногой за ступеньку и упал! Такой глупый великан, такой смешной – зацепился и упал! Рот раскрыл – и лежит себе, и лежит себе, такой смешной, как трубочист. Ты зачем пришёл сюда, великан? Ступай, ступай отсюда, великан! Додик такой милый, такой славный, славный; он так тихонько прижался к своей маме, к её сердцу – к её сердцу – такой милый, такой славный.

У него такие хорошие глазки, милые глазки, ясные, чистые, и все так его любят.

И носик у него такой хороший, и губки, и он не шалит. Это прежде он шалил – бегал – кричал – ездил на лошадке. Ты знаешь, великан, у Додика есть лошадка, хорошая лошадка, большая с хвостом, и Додик садится на неё и ездит, далекодалеко на речку ездит, в лес ездит. А в речке рыбки, ты знаешь, великан, какие бывают рыбки? Нет, ты не знаешь, великан, ты глупый, а Додик знает: такие маленькие, хорошенькие рыбки. Солнышко светит в воду, а они играют, такие маленькие, хорошенькие, такие быстрые. Да, глупый великан, а ты не знаешь.

– Какой смешной великан! Пришёл и упал! Вот смешной! Шёл по лестнице – раз-раз, зацепился за порожек и упал. Такой глупый великан! А ты не ходи к нам, великан, тебя никто не звал, глупый великан. Это прежде Додик шалил и бегал – а теперь он такой славный, такой милый, и мама так нежнонежно его любит. Так любит – больше всех любит, больше себя, больше жизни.

Он её солнышко, он её счастье, он её радость. Вот теперь он маленький, совсем маленький, и жизнь его маленькая, а потом он вырастет большой, как великан, у него будет большая борода и усы большие, большие, и жизнь у него будет большая, светлая, прекрасная. Он будет добрый, и умный, и сильный, как великан, такой сильный, такой умный, и все будут его любить, и все будут смотреть на него и радоваться. Будет в его жизни горе, у всех людей есть горе, но будут и большие, светлые как солнце радости. Вот войдёт он в мир красивый и умный, и небо голубое будет сиять над его головой, и птицы будут петь ему свои песенки, и вода будет ласково журчать. И он взглянет и скажет: «Как хорошо на свете, как хорошо на свете...»

– Вот... Вот... Вот... Этого не может быть. Я крепко, я нежно, нежно держу тебя, мой мальчик. Тебе не страшно, что тут так темно? Посмотри, вон в окнах свет. Это фонарь на улице, стоит себе и светит, такой смешной. И сюда посветил немного, такой милый фонарь. Сказал себе: «Дай и туда посвечу немножко, а то у них так темно – так темно». Такой длинный смешной фонарь.

И завтра будет светить – завтра. Боже мой, завтра!

Всероссийская олимпиада школьников по литературе 2015–2016 уч. г.

Школьный этап. 10 класс

– Да, да, да. Великан. Конечно, конечно. Такой большой, большой великан.

Больше фонаря, больше колокольни, и такой смешной пришёл и упал! Ах, глупый великан, как же ты не заметил ступеньки! «Я вверх смотрел, мне внизу не видно, – говорит великан басом, понимаешь, таким толстым, толстым голосом. – Я вверх смотрел!» – А ты вниз лучше смотри, глупый великан, тогда и будешь видеть. Вот Додик мой милый, милый и такой умный, он вырастет ещё больше, чем ты. И так будет шагать – прямо через город, прямо через леса и горы. Он такой будет сильный и смелый, он ничего не будет бояться – ничего.

Подошёл к речке – и перешагнул. Все смотрят, рты разинули, такие смешные, – а он взял и перешагнул. И жизнь у него будет такая большая, и светлая, и прекрасная, и солнышко будет сиять, милое родное солнышко. Выйдет себе утречком и светит, такое милое... Боже мой!

– Вот... Вот пришёл великан – и упал. Такой смешной – смешной – смешной же!

Так глубокою ночью говорила мать над умирающим ребёнком. Носила его по тёмной комнате и говорила, и фонарь светил в окно, – а в соседней комнате слушал её слова отец и плакал.

(1907) Вариант 2 Прочитайте стихотворение. Проанализируйте его, опираясь на поставленные вопросы.

Какие жанровые черты Вы видите в этом стихотворении?

Какие особенности лексики и грамматики Вы видите в этом стихотворении?

С чем сравнивается Рим и почему?

В чём философская идея стихотворения?

Как выражен образ лирического героя в этом стихотворении?

Необязательно отвечать на все вопросы последовательно. Вы можете избрать свой путь анализа. Пишите развёрнуто, связно, внятно, свободно.

Евгений Абрамович Баратынский (1800–1844) *** Ты был ли, гордый Рим, земли самовластитель, Ты был ли, о свободный Рим?

К немым развалинам твоим Подходит с грустию их чуждый навеститель.

За что утратил ты величье прежних дней?

За что, державный Рим, тебя забыли боги?

Град пышный, где твои чертоги?

Где сильные твои, о родина мужей?

–  –  –

УБОРОЧНО-ПОГРУЗОЧНАЯ "БЕЛАРУС" 320МУП Руководство по эксплуатации Лист утверждения 320МУП-0000010 РЭ-ЛУ Разработал Ю.Н. Мошинский "_"_200 г...»

«Александр Сергеевич Пушкин Евгений Онегин Роман в стихах Pe€tri de vanite€ il avait encore plus de cette espe`ce d’orgueil qui fait avouer avec la me^me indiffe€rence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d’un sentiment de supe€riorite€, peut-e^tre imaginaire. Tire€ d’une lettre particulie`re 1 He мысля гордый свет...»

«185 лет со времени написания "Сейчас прочёл "Вечера близ Диканьки". Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!. Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился." А. С. Пушкин Гоголь, Н. В. Вечера на хуторе б...»

«Вера Ивановна КрыжановскаяРочестер Бенедиктинское аббатство http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=6611229 Аннотация "В то время, когда я стал себя помнить (рассказ этот относится к началу XII века), мне было четыре или пять лет, и я совершенно н...»
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.

В. Г. Белинский о романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (из статей 8, 9)

Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе поэтически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского показал его главную, то есть мужскую, сторону; но едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину...

Натура Татьяны не многосложна, но глубока и сильна. В Татьяне нет этих болезненных противоречий, которыми страдают слишком сложные натуры; Татьяна создана как будто из одного цельного куска, без всяких приделок и примесей. Вся жизнь ее проникнута тою целостностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство художественного произведения. Страстно влюбленная, простая деревенская девушка, потом светская дама, Татьяна во всех положениях своей жизни всегда одна и та же; портрет ее в детстве, так мастерски написанный поэтом, впоследствии является только развившимся, но не изменившимся.

Татьяна — существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины. При счастье взаимности любовь такой женщины — ровное, светлое пламя; в противном случае — упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри.

Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям... но не по рассудку, а опять по страсти, и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство. И все это без фраз, без рассуждений, с этим спокойствием, с этим внешним бесстрастием, с этою наружною холодностью, которые составляют достоинство глубоких и сильных натур.

Это дивное соединение грубых,вульгарных предрассудков с страстию к французским книжкам и с уважением к глубокому творению Мартына Задеки возможно только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто другое не говорило ее душе; ум ее спал, и только разве тяжкое горе жизни могло потом разбудить его, да и то для того, чтоб сдержать страсть и подчинить и подчинить ее расчету благоразумной морали... Дикое растение, вполне предоставленное самому себе, Татьяна создала себе свою собственную жизнь, в пустоте которой тем мятежнее горел пожиравший ее внутренний огонь, что ее ум ничем не был занят.

Без книги она была бы совершенно немым существом, и ее пылающий и сохнущий язык не обрел бы ни одного живого, страстного слова, которым бы могла она облегчить себя от давящей полноты чувства. И хотя непосредственным источником ее страсти к Онегину была ее страстная натура, ее переполнившаяся жажда сочувствия, — все же началась она несколько идеально.

Татьяна не могла полюбить Ленского и еще менее могла полюбить кого-ни будь из известных ей мужчин: она так хорошо их знала, и они так мало представляли пищи ее экзальтированному, аскетичному воображению... И вдруг является Онегин. Он весь окружен тайною, его аристократизм, его светскость, неоспоримое превосходство над всем этим спокойным и пошлым миром, среди которого он явился таким метеором, его равнодушие ко всему, странность жизни — все это произвело таинственные слухи, которые не могли не действовать на фантазию Татьяны, не могли не расположить, не подготовить ее к решительному эффекту первого свидания с Онегиным. И она увидела его, и он предстал перед нею, молодой, красивый, ловкий, блестящий, равнодушный, скучающий, загадочный, непостижимый, весь неразрешима тайна для ее неразвитого ума, весь обольщение для ее дикой фантазии... Есть женщины, которых внимание мужчина может возбудить к себе только равнодушием, холодностью и скептицизмом, как признаками огромных требований на жизнь или как результатом мятежно и полно пережитой жизни; бедная Татьяна была из числа таких женщин...

Объяснение Онегина Татьяной в ответ на ее письмо. Как подействовало на нее это объяснение, — понятно: все надежды бедной девушки рушились и она еще глубже затворилась в себе для внешнего мира.

И так, в Татьяне, наконец, совершился акт сознания (после посящения дома Онегина): ум ее проснулся. Она поняла,наконец, что есть для человека интересы, есть страдания и скорби, кроме интереса, страданий и скорби любви. Но поняла ли она, в чем именно состоят эти другие интересы и страдания, если поняла, послужило ли это ей к облегчению ее собственных страданий? Конечно, поняла, но только умом, головою, потому что есть идеи которые надо пережить и душой и телом, чтоб понять их вполне, и которых нельзя изучить в книге. И потому книжное знакомство с этим новым миром скорбей если и было для Татьяны откровением, это откровение произвело на нее тяжелое, безотрадное и бесплодное впечатление: оно испугало ее, ужаснуло и заставило смотреть на страсти, как на гибель жизни, убедило ее в необходимости покориться действительности, как она есть, и если жить жизнью сердца, то про себя, во глубине своей души, в тиши уединения, во мраке ночи, посвященной тоске и рыданиям. Посещение дома Онегина и чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девочки в светскую даму, которое так удивило и поразило Онегина.

Теперь перейдем прямо к объяснению Татьяны с Онегиным. В этом объяснении все существо Татьяны выразилось вполне. В этом объяснении высказалось все, что составляет сущность русской женщины с глубокою натурою, развитою обществом, все: и пламенная страсть и задушевность простого, искреннего чувства, и чистота и святость наивных движений благородной натуры, и резонерство, и оскорбленное самолюбие, и тщеславие добродетелью, под которою замаскирована рабская боязнь общественного мнения, и хитрые силлогизмы ума,светскою моралью пора порализовавшего великодушные движения сердца...

Татьяна не любит света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете — его мнение всегда будет ее идолом, и страх его суда всегда будет ее добродетелью...

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

Последние стихи удивительны — подлинно конец венчает дело! Этот ответ мог бы идти в пример классического «высокого» (sublime) наравне с ответом Медеи: moi! [я!] и старого Горация: qu"il mourût! [пусть он умрет!] Вот истинная гордость женской добродетели! Но я другому отдана, — именно отдана, а не отдалась! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовию, в высшей степени безнравственны... Но у нас как-то все это клеится вместе: поэзия — и жизнь, любовь — и брак по расчету, жизнь сердцем — и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренне ежечасно нарушаемых... Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить — значит для нее жить; а жертвовать — значит любить. Для этой роли создала природа Татьяну; но общество пересоздало ее.

Татьяна — тип русской женщины... Восторженные идеалисты, изучившие жизнь и женщину по повестям Марлинского8, требуют от необыкновенной женщины презрения к общественному мнению. Это ложь: женщина не может презирать общественного мнения, но может им жертвовать скромно, без фраз, без самохвальства, понимая всю великость своей жертвы, всю тягость проклятия, которое она берет на себя, повинуясь другому высшему закону — закону своей натуры, а ее натура — любовь и самоотвержение...

Д. И. Писарев o Татьяне Лариной

Вводя нас в семейство Лариных, Пушкин тотчас старается предрасположить нас в пользу Татьяны: эта, дескать, старшая, Татьяна, пускай будет интересная личность, высшая натура и героиня.

Однако же я попробую отрешиться от этих предвзятых чувств любви и уважения. Я взгляну на Татьяну как на совершенно незнакомую мне девушку, которой ум и характер должны раскрывать предо мною не в рекомендательных словах автора, а в ее собственных поступках и разговорах.

Первый поступок Татьяны — ее письмо к Онегину. Поступок очень крупный и до такой степени выразительный, что в нем сразу раскрывается весь характер девушки. Надо отдать полную справедливость Пушкину: характер выдержан превосходно до конца романа; но здесь как и везде, Пушкин понимает совершенно превратно те явления, которые он рисует совершенно верно.
В своей Татьяне он рисует с восторгом и с сочувствием такое явление русской жизни, которое можно и должно рисовать только с глубоким состраданием или с резкою ирониею.

Онегин во все продолжение романа был у Лариных три раза. В первый раз тогда, когда Ленский его представил и когда их угощали вареньем и брусничною водою. Во второй раз тогда, когда он получил письмо Татьяны. И в третий раз на именинах Татьяны. Значит, до именин было только два визита. Значит, Татьяна влюбилась в Онегина сразу и решилась к нему написать письмо, проникнутая самою страшною нежностью, видевши его всего один раз.... Знакомство было, очевидно, самое поверхностное, когда Онегин даже не знает, "которая Татьяна". Легко может быть, что Онегин не сказал с Татьяною ни одного слова; это обстоятельство тем более правдоподобно, что Ленский называет Татьяну молчаливой; по всей вероятности, разговором владела постоянно старуха Ларина. ...А в разговоре с простою старухой он, очевидно, не мог высказать ничего замечательного, что оправдывало бы или объясняло бы возникновение внезапного и страстного чувства в душе умной и рассудительной девушки. Как бы то ни было, результатом первого, совершенно поверхностного знакомства Твтьяны с Онегиным оказалось то знаменитое письмо которое Пушкин свято бережет и читает с тайною тоскою. Татьяна начинает свое письмо довольно умеренно; она выражает желание видеть Онегина хоть раз в неделю, чтоб только слышать его речи, чтобы молвить ему слово и чтобы потом день и ночь думать о нем до новой встречи. Все это было бы очень хорошо, если бы мы знали, какие это речи так понравились Татьяне и какое слово она желает молвить Онегину. Но к сожалению, нам достоверно, что Онегин не мог говорить старухе Лариной никаких замечательных речей и что Татьяна не вымолвила ни одного слова. Если же она желает молвить слова, подобные тем, которыми она наполняет свое письмо, то ей, право, незачем приглашать Онегина в неделю раз, потому что в этих словах нет никакого смысла и от них не может быть никакого облегчения ни тому, кто их произносит, ни тому, кто их выслушивает.
Татьяна, повидимому, предчувствует, что Онегин не станет ездить к ним раз в неделю, чтобы говорить ей речи и выслушивать слова; вследствие этого начинаются в письме нежные упреки; уж если, дескать, не будете вы, коварный тиран, ездить к нам раз в неделю, так незачем было и показываться у нас; без вас я бы, может быть, сделалась верною женою и добродетелбною матерью; а теперь я по вашей милости, жестокий мужчина, пропадать должна.
Все это, разумеется, изложено самым благородным тоном и втиснуто в самые безукоризненные четырехстопные ямбы. — Ни за кого я не хочу замуж идти, продолжает Татьяна, а за тебя даже очень хочу, потому что "то в вышнем суждено совете... то воля неба: я твоя", и потому что ты мне послан богом и ты хранитель по гроб моей жизни. — Тут Татьяна как будто спохватилась и, вероятно, подумала про себя: что ж это я, однако, за глупость пишу и с какой стати я это так раскутилась? Ведь я его всего-навсего только один раз видала. Так нет же вот, продолжает она: не один раз; не такая же я в самом деле, шальная дура, чтобы вешаться на шею первому встречному; я влюбилась в него потому, что он мой идеал; а я уж давно мечтаю об идеале, значит, я видела его много раз; волосы, усы, глаза, нос — все как есть так, как должно быть у идеала; и, кроме того, в высшем совете так суждено; значит, не о чем толковать: влюблена в него до безумия, буду ему верна в сей жизни и в будущей, буду о нем мечтать денно и нощно и напишу к нему такое пламенное письмо, от которого затрепещет самое безчувственное сердце. Затем Татьяна бросает в сторону последние остатки своего здравого смысла и начинает взводить на несчастного Онегина самые неправдоподобные напраслины.
"Ты в сновиденьях мне являлся".... С каждой дальнейшей строчкой письма Татьяна завирается хуже и хуже, по русской пословице: чем дальше в лес, тем больше дров...

Было бы очень недурно и очень полезно для Татьяны, если бы Онегин отвечал ей словесно или письменно в том резко — насмешливом тоне, в каком я написал от его лица несколько фраз. Такой ответ, конечно, заставил бы Татьяну пролить несметное количество слез; но если только мы допустим предположение, что Татьяна была неглупа от природы, что ее врожденный ум не был еще окончательно истреблен бестолковыми романами и что ее нервная система не была вполне расстроена ночными мечтаниями и сладкими сновидениями, — то мы прдем к тому убеждению, что горькие слезы пролитые ею над прозаическим ответом жестокого идеала, должны были бы произвести во всей умственной жизни необходимый чрезвычайно благодетельный переворот. Глубокая рана, нанесенная ее самолюбию, мгновенно истребила бы ее фантастическую любовь к очаровательному соседу. — Что ж, — подумала бы она, — должно быть, это в самом деле не он мелькал в прозрачной темноте. А если не он, так кто же? Да, должно быть, никто не мелькал. И зачем это я ему так много глупостей написала?
Татьяна увидела бы ясно, что ее любовь к Онегину, лопнувшая как мыльный пузырь, была только подделкой любви, бесплодною и мучительною игрою праздного воображения; она поняла бы в то же время, что эта ошибка, стоившая ей многих слез и заставляющая ее краснеть от стыда и досады, была естественным и необходимым выводом из всего строя ее понятий, которые она черпала с страстною жадностью из своего беспорядочного чтения... Необходимо или отыскать себе другое, здоровое чтение, или по крайней мере прислониться в действительной жизни к какому-нибудь хорошему и разумному делу, которое могло бы постоянно поддерживать в ней умственную трезвость и отвлекать ее от туманной области наркотических мечтаний. Такое хорошее и разумное дело отыскать нетрудно; намек на него существует даже в нелепом письме Татьяны; она говорит, что помогает бедным, — ну, помогай; но только займись этим делом серьезно и смотри на него как на постоянный и любимый труд... Словом, несмотря на пустоту и бесцветность той жизни, на которую была осуждена Татьяна с самого детства, наша героиня все-таки имела возможность действовать в этой жизни с пользою для себя и для других, и она непременно принялась бы за какую — нибудь скромную, полезную деятельность, если бы нашелся умный человек, который бы энергическим словом и резкою насмешкою выбросил ее вон из ядовитой атмосферы фантастических видений и глупых романов.

В онегинские времена уровень нравственных требований стоял так низко, Татьяна вышедши замуж, в конце романа считает своею обязанностью благодарить Онегина за то, что он поступил с нею благородно. А все это благородство, которого Татьяна никак не может забыть, состояло в том, что Онегин не оказался по отношению к ней вором. ... Осмеять письмо Татьяны он не в состоянии, потому что он сам, подобно Пушкину, находил это письмо не смешным, а троготельным.... Онегин решился поднести Татьяне золоченую пилюлю, которая не могла подействовать на нее благотворно именно потому, что она была позолочена.

С самого начала Онегин делает грубую и непоправимую ошибку; он принимает любовь Татьяны за действительно существующий факт; а ему, напротив того, надо было сказать и доказать ей, что она его совсем не любит и не может любить, потому что с первого взгляда люди влюбляются только в глупых романах. Голова несчастной девушки до такой степени засорена всякой дрянью и до такой степени разгорячена глупыми комплиментами Онегина, что нелепые слова: " гибель от него любезна ", произносятся с глубоким убеждением и очень добросовестно проводятся в жизнь. Забыть Онегина, прогнать мысль о нем какими — нибудь дельными занятиями, подумать о каком — нибудь новом чувстве и вообще превратиться какими-нибудь средствами из несчастной страдалицы в обыкновенную, здоровую и веселую девушку — все это возвышенная Татьяна считает для себя величайшим бесчестием; это, по ее мнению, значило бы свалиться с неба на землю, смешаться с пошлою толпою, погрузиться в грязный омут житейской прозы. Она говорит, что "гибель от него любезна", и поэтому находит, что гораздо величесвеннее страдать и чахнуть в мире воображаемой любви, чем жить и веселиться в сфере презренной деятельности. И в самом деле, ей удается довести себя слезами, бессонными ночами и печальными размышлениями под лучом Дианы до совершенного изнеможения.

После отъезда Онегина из деревни Татьяна, стараясь поддержать в себе неугосимый огонь своей вечной любви, посещает неоднократно кабинет уехавшего идеала и читает с большим вниманием его книги. С особенным любопытством вглядывается и вдумывается она в те страницы, на которых рукою Онегина сделана какая-нибудь отметка. "И ей открылся мир иной", — объявляет нам Пушкин. Слова: "мир иной", должны, повидимому обозначать собою новый взгляд на человеческую жизнь вообще и на личность Онегина в особенности. До открытия нового мира она воображала себе, что влюблена по гроб жизни; после своего открытия она остается при том же самом убеждении. До открытия нового мира она беспрекословно повиновалась мамаше; и после открытия она продолжает повиноваться так же беспрекословно. Это с ее стороны очень похвально, но для того, чтобы повиноваться мамаше в самых важных случаях жизни, не было ни малейшей надобности открывать новый мир, потому что и старый наш мир основан целиком на смирении и послушании.
Пока Татьяна в кабинете Онегина открывает новые миры, один из жителей старого мира советует ее мамаше повезти дочь "в Москву, на ярмарку невест". Ларина соглашается с этой мыслью, и когда Татьяна узнает об этом решении, тогда она, с своей стороны не представляет никаких возражений. Надо полагать, что "ярмарка невест" занимает очень почетное место в том новом мире, который открыла Татьяна.
В Москве Татьяна ведет себя именно так, как обязана вести себя благовоспитанная барышня, привезенная заботливою родительницей на ярмарку невест.

Куда бы она не стремилась мечтой — это решительно все равно. Тело ее, затянутое в корсет, во всяком случае находится там, где ему велят находиться, и делает именно те движения, которые ему прикажут делать... Татьяна до конца романа остается тем самым рыцарем печального образа, каким мы видели ее в ее письме к Онегину. Ее болезненно развитое воображение постоянно создает ей поддельные чувства, поддельные потребностим, поддельные обязанности, целую искусственную программу жизни, и она выполняет эту искусственную программу с тем поразительным упорством которым обыкновенно отличаются люди, одержимые какой нибудь мономаниею. Она вообразила себе, что влюблена в Онегина, и действительно влюбила себя в него. Потом она вообразила себе, что ее жизнь разбита. Потом, видя, что ей не удается умереть, она вообразила, что теперь ко всему равнодушна; тогда она отдала себя в распоряжение своих родственников, которые сбыли ее толстому генералу. Очутитившись в руках своего нового хозяина, она вообразила, что превращена в украшение генеральского дома. Она поставила себя под стеклянный колпак и обязала себя простоять под этим колпаком в течении всей своей жизни. И сама она смотрит на себя со стороны и любуется неприкосновенностью и твердостью своего характера.

Онегин встречается с нею в Петербурге в то время, когда она, драпируясь в свою неприкосновенность, уже украшает своею добродетельною особою жилище толстого генерала.

Онегин проникается предосудительным желанием вытащить это украшение из-под стеклянного колпака. Но украшение не трогается с места и, оставаясь под колпаком, читает оттуда предприимчивому денди такую проповедь, которая доставляет ему очень мало удовольствия.
Этой проповедью, как известно, заканчивается весь роман. Знаменитый монолог заключает в себе следующий смысл: зачем вы не влюбились в меня прежде? Теперь вы ухаживаете за мною потому, что я превратилась в блестящее украшение богатого дома. Я вас все-таки люблю, прошу вас убираться к черту; свет мне противен, но я намерена безусловно исполнять все его требования.
Этот монолог доказывает ясно, что Татьяна и Онегин — друг друга стоят; оба они до такой степени исковеркали себя, что совершенно потеряли способность думать, чувствовать и действовать по-человечески. Само по себе чувство Татьяны мелко и дрябло; но по отношению к своему предмету это чувство точь-в-точь такое каким оно должно быть.

Белинский посвятил характеристике Татьяны целую отдельную статью. В этой статье он, по своему обыкновению, высказал много превосходных мыслей, которые даже теперь по прошествии двадцати лет, могут еще изумлять и приводить в ужас неисправимых филистеров.
Белинский ставит Татьяну на пьедестал и приписывает ей такие высокие достоинства, на которые она не имеет никакого права и которыми сам Пушкин, при своем поверхностном и ребяческом взгляде на жизнь вообще и на женщину в особенности, не хотел и не мог наделить любимое создание своей фантазии...

Ф. М. Достоевский: Татьяна Ларина — апофеоз русской женщины (1880 год)

Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы. Это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты, это апофеоз русской женщины, и ей предназначил поэт высказать мысль поэмы в знаменитой сцене последней встречи Татьяны с Онегиным. Можно даже сказать, что такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе — кроме разве образа Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева. Но манера глядеть свысока сделала то, что Онегин совсем даже не узнал Татьяну, когда встретил ее в первый раз, в глуши, в скромном образе чистой, невинной девушки, так оробевшей пред ним с первого разу. Он не сумел отличить в бедной девочке законченности и совершенства и действительно, может быть, принял ее за «нравственный эмбрион». Это она-то эмбрион, это после письма-то ее к Онегину! Если есть кто нравственный эмбрион в поэме, так это, конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно. Да и совсем не мог он узнать ее: разве он знает душу человеческую? Это отвлеченный человек, это беспокойный мечтатель во всю его жизнь. Не узнал он ее и потом, в Петербурге, в образе знатной дамы, когда, по его же словам, в письме к Татьяне, «постигал душой все ее совершенства». Но это только слова: она прошла в его жизни мимо него, не узнанная и не оцененная им; в том и трагедия их романа. О, если бы тогда, в деревне, при первой встрече с нею, прибыл туда же из Англии Чайльд-Гарольд или даже, как-нибудь, сам лорд Байрон и, заметив ее робкую, скромную прелесть, указал бы ему на нее, — о, Онегин тотчас же был бы поражен и удивлен, ибо в этих мировых страдальцах так много подчас лакейства духовного! Но этого не случилось, и искатель мировой гармонии, прочтя ей проповедь и поступив все-таки очень честно, отправился с мировой тоской своею и с пролитой в глупенькой злости кровью на руках своих скитаться по родине, не примечая ее, и, кипя здоровьем и силою, восклицать с проклятиями:

Я молод, жизнь во мне крепка,
Чего мне ждать, тоска, тоска!

Это поняла Татьяна. В бессмертных строфах романа поэт изобразил ее посетившею дом этого столь чудного и загадочного еще для нее человека. Я уже не говорю о художественности, недосягаемой красоте и глубине этих строф. Вот она в его кабинете, она разглядывает его книги, вещи, предметы, старается угадать по ним душу его, разгадать свою загадку, и «нравственный эмбрион» останавливается наконец в раздумье, со странною улыбочкой, с предчувствием разрешения загадки, и губы ее тихо шепчут:

Уж не пародия ли он?

Да, она должна была прошептать это, она разгадала. В Петербурге, потом, спустя долго, при новой встрече их, она уже совершенно его знает. Кстати, кто сказал, что светская, придворная жизнь тлетворно коснулась ее души и что именно сан светской дамы и новые светские понятия были отчасти причиной отказа ее Онегину? Нет, это не так было. Нет, это та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! Она не испорчена, она напротив, удручена этой пышною петербургской жизнью, надломлена и страдает; она ненавидит свой сан светской дамы, и кто судит о ней иначе, тот совсем не понимает того, что хотел сказать Пушкин. И вот она твердо говорит Онегину:

Но я другому отдана
И буду век ему верна.

Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоз. Она высказала правду поэмы. О, я ни слова не скажу про ее религиозные убеждения, про взгляд на таинство брака — нет, этого я не коснусь. Но что же: потому ли она отказалась идти за ним, несмотря на то, что сама же сказала ему: «Я вас люблю», потому ли, что она, «как русская женщина» (а не южная или не французская какая-нибудь), не способна на смелый шаг, не в силах порвать свои путы, не в силах пожертвовать обаянием почестей, богатства, светского своего значения, условиями добродетели? Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. Но «она другому отдана и будет век ему верна». Кому же, чему же верна, каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, и за которого вышла потому только, что ее «с слезами заклинаний молила мать», а в обиженной, израненной душе се было тогда лишь отчаянье и никакой надежды, никакого просвета? Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее «молила мать», но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честной женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? Счастье ни в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии?

Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот, представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того — пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, а не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание! Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых выстроили это здание, согласились бы сами принять такое счастье, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастье, остаться навеки счастливыми? Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокой душой, с ее сердцем, столько пострадавшим? Нет: чистая русская душа решает вот как: «Пусть, пусть я одна лишусь счастья, пусть мое несчастье безмерно сильнее, чем несчастье этого старика, пусть, наконец, никто и никогда, а этот старик тоже, не узнают моей жертвы и не оценят ее, но не хочу быть счастливою, загубившей другого!»

В. В. Розанов (1900)

Эсмеральда и Феб. Вы помните "Собор Парижской Богоматери" и там этот странный, горестный (до слез) роман. Эсмеральда — само упоение; ею упилась Европа; она увидела (кажется, ни слова не сказала) кавалериста Феба, которому Гюго даже не дал никакого собственного имени, до того он был безличен. Эсмеральда поблекла. Забыла свою козочку. Вот тут пусть г. Рцы рассудит и бросит в Эсмеральду тот камень, который он бросает в Гончарову. Зачем Эсмеральда полюбила Феба, а не того угрюмого, ученого, гениального монаха, который полюбил ее почти страстно-нежно и безнадежно, как Пушкин — Наташу. Да, зачем?! Пусть учит г. Рцы — он умен; я же только и могу припомнить: "и к мужу — влечение твое " (Бытие, 3). Да, "к мужу" и "влечение", т.е. "муж" и есть этот "Каспий", "море", "Озирис", Феб, Дантес, уже потому "роковые", что их ни обойти, ни объехать. Погибла Эсмеральда, погибла Кочубей, могла бы погибнуть Гончарова-Пушкина. Но, с другой стороны — погиб тот желчный монах ("Соб. Пар. Богоматери"), погиб Пушкин, может погибнуть Рцы, я, наш читатель. И вообще, это любопытно, что где-нибудь, то там, то здесь, но вечно "бог семьи и брака" требует и получает себе дымящуюся человеческую кровь. Ужасно, но факт.

Ужасно, непостижимо. Сейчас я разъясню это. Конечно, можно представить, как, по-видимому, мечтает г. Рцы, что человечество можно было бы, поломав как лучинку, разместить попарно, и что не было бы ни страданий, ни расхождений, ни приключений. Но "лучинки" бы не рождали! Я хочу сказать, что в тот миг, как "кровавые заклания" (на этой почве) окончательно прекратятся на земле — человек перестанет рождать. Я не могу постигнуть, почему и как, но чувствую, что рождение ребенка требует "жертвы", без нее не будет беременности и того, о чем писал и к чему готовился Пушкин, возвращаясь домой. Попробую еще объяснить. Шампанское — играет; если бы оно не играло, не пенилось, оно было бы смиреннее и не рвало пробку, не разрывало проволоку и иногда не брызгало вам в лицо, а при неосторожности — не ранило бы вас осколком стекла в лицо, в руку. Но тогда оно было бы водой, без игры, пены и ран... Идея г. Рцы, испуг его "как мужа" есть в сущности жажда смирить женщину и... тогда она потеряет силу, не будет рождать, как Татьяна в скорбном своем романе:

К ней дамы подвигались ближе,

Старушки улыбались ей;

Мужчины кланялися ниже,

Ловили взор ее очей;

Девицы проходили тише

Пред ней по зале; и всех выше

И нос и плечи подымал

Вошедший с нею генерал.

Никто б не мог ее прекрасной

Назвать, но с головы до ног

Никто бы в ней найти не мог

Того, что модой самовластной

В высоком лондонском кругу

Зовется vulgar.

А дети?! Что вы мне суете "старушек, которые ей улыбались", кавалеров, которые ей "почтительно кланялись", когда идет жена, — и я спрашиваю: а где же ее дети? Вот что забыл Пушкин, рисуя свой "милый идеал", и о чем забыл, что кощунственно выкинул из головы Достоевский в знаменитом анализе "Пушкинского и русского идеала женщины"? О, любители бескровных жертв, взамен древних, ягнячьих, голубиных, — как иногда можно ненавидеть вас и ваше!..

В ней сохранился тот же тон,

Был так же тих ее поклон.

Ведь плакать хочется — не знаю, как читателю, но мне хочется. Она спросила:

Страшен этот "усталый взгляд"! Сегодня усталый, завтра усталый, следующий год усталый. Ох, "устала"; кто-то поддержит? Нет держащего. И Пушкин, и Достоевский — оба отказались. Пушкин устал от Бенкендорфа, Достоевский устал от бедности и либералов.

С Татьяной — никого. Только старушки покланялись на рауте.

Устала Татьяна. Братья-люди, да ведь вы же устаете? почему же только жена не может устать?

Поэт, усмири волны свои и любезно рассмейся, низко поклонясь Бенкендорфу. "Низко поклонясь"?! Но позвольте, ведь Татьяна куда-куда больше "низких поклонов" должна отдавать тому, кто ей чужд и на нее не похож, как на вас Бенкендорф?.. И почему же то, от чего гиганты силы заскрежетали зубами, Пушкин, Достоевский, или мы, средненькие, Рцы, я, только для "бедной Тани" под силу? Но ведь на самом деле так. Ведь Таня тоже мечтала:

Не множеством картин старинных мастеров

Украсила бы я смиренную обитель...

И почему, почему, когда Бог отнял у женщины гений письма, когда она не слагает пушкинских строф, не дает ни рафаэлевских рисунков, ни музыки, как Моцарт, ни побед, как Наполеон, — почему, как Давид в могуществе своем отнял у соседа Урии его "последнюю овечку", вы отнимаете "единую славу" у нее: детскую и спальню, семью и настоящего мужа. У Урии — только Вирсавия. У Давида — царство, слава, арфа и псалмы. У Татьяны, Натальи — только возможность приласкать, но уж любимого человека, а тут явился воин, богач, в ласках царских, в исторической славе, или явился поэт, купающийся в волнах народной молвы:

— "Ну, вот, Наташа, Татьяна, теперь тебе есть муж".

Татьяна уступила. Наташа уступила. — "Да мне все равно!" И усмехнулась.

Но перервем, оставим.

Конечно, Пушкин был виновен перед Гончаровой, и потому, что он не понял необходимости глубокого индивидуализма семьи, без чего она есть квартира, но не есть "дом" в лучах религии и поэзии. "Святой дом" — вот чего до очевидности ясно не выходило у них.

Пушкин и тысячи, — между ними Достоевский, — воображают, что пол есть функция, а не мистическое лицо в нас, второго, ноуменального порядка, и что как можно составить по произволу меню для table d"hote"a, так же можно мистический узел семьи, мистическую душу семьи, ангела семьи образовать на почве искусственного согласия, формального соглашения на "общение в этой функции". Ангела нет. Души нет. Семьи нет. Ничего нет, есть только то, о чем условливались: функция. Она — в слезах, он — в бешенстве; или — она в терпении, он — в унынии. Да что же случилось? Да нет лица, не вспыхнуло ангельское между ними лицо. Вы говорить можете со всяким из 1200000 петербургских жителей; обедать — не со всеми, но по крайней мере с тысячами из этого миллиона; но читать книгу?.. О, тут индивидуальность суживается: Пушкин не может читать с Бенкендорфом, — ему нужно Пущина; Достоевский не может, пусть дал бы обещание, "обет", "присягу", целый год читать романы и прозу, стихи и рассуждения со Стасюлевичем; я не мог бы читать, "Задушевно и со вкусом", со всяким; может быть, не мог бы со всяким читать и Рцы. Вышло бы не "чтение" с засосом, вышла бы алгебра, читаемая Петрушкою и которую, кроме Петрушки, на этот раз слушают Стасюлевич и Достоевский. Но почему мы говоримо 1200000, обедаем — с 200 000, читаем — с 20?! Потому что "разговор", "трапеза", "чтение" — всё одухотворяются и одухотворяются, становятся личнее и личнее, интимнее и интимнее. Но общенье в предполагаемой функции супружества — насколько же оно интимнее, таинственнее, сокровеннее и главное, главное личнее, не говорю — разговора или еды, но и чтения?! Читать вечно только с Петрушкой, — нет, тут обломилась бы "кошачья живучесть", которою гордился в себе Достоевский. Итак, секрет и тайна раскрываются: "читать" можно только с немногими; но, как думать можно только с собою, и при такой думе вспыхивает гений, поэзия, — так гений и поэзия семьи вспыхивают тогда, когда есть единство субъективного лица в кажущихся двоих. — "Ну, давайте думать вдвоем, я и Рцы ". Правда, "братья Гонкуры" писали "вместе" романы, но эти романы были плохи, они не были "Войною и миром" или "Карениной". Попробуемте "сочинять вместе" "Преступление и наказание"?! Хороша вышла бы каша. Каким же образом семью, которая, как произведение, конечно, выше гением и мистицизмом "Преступления и наказания" и "Войны и мира", можно, "согласившись", "начать сочинять вдвоем"? Тут нужно, чтобы Бог согласил, т.е. семью, которая немыслима без двух. Эти двое тогда ткут, когда их устроил Бог в одно (одно лицо). Великие поиски семьи, — то, что я, петербуржец, нахожу свою "судьбу", положим, не в нашей улице, не в нашем городе, а при случайной и единственной поездке в Сибирь, — отсюда вытекают, и из подобных фактов ясно, что это Божеское единство двух есть вообще проблема, случай, загадка, но никогда не произвол. "Я женюсь, и вот будет семья". Ничего подобного. Ведь вас двое, а семья именно там, где есть "одно". Вот устранение этих-то "двоих" и есть мука, наука и, конечно, непостроимая наука семьи. У Пушкиных все было "двое": "Гончарова" и "Пушкин". А нужно было, чтобы не было уже ни "Пушкина", ни "Гончаровой", а — Бог. Пушкин метнулся; Рцы говорит: "Ведь они были повенчаны". Я же спрашиваю, где Бог и одно?! Совершенно очевидно, что это "Бог и одно " у них не существовало и даже не начиналось, не было привнесено в их дом. Что же совершилось? Пусть рассуждают мудрые. История рассказывает, что вышла кровь; трудно оспорить меня, что Бога — не было, и что гроза разразилась в точке, где люди вздумали "согласно позавтракать", тогда как тут стояло святилище очень мало им ведомого бога. И, конечно, старейший и опытнейший был виновен в неуместном пиршестве, и он один и потерпел.

Лев Шестов о Пушкине

Белинский сказал о Пушкине, что его поэзия учила людей гуманности. Это высокая похвала, в устах Белинского много значившая. Великий критик хотел этими словами сказать о поэте то, что Гамлет говорил о своем отце: "Человек он был во всем значении этого слова — другого равного ему не найти во всем мире". И, вслед за Пушкиным, по его примеру и ему в подражание, вся русская литература от начала настоящего столетия до наших дней сохраняла и сохраняет один девиз: учить людей человечности. Задача эта гораздо сложнее, гораздо глубже и труднее, чем может показаться с первого раза. Поэт — не проповедник. Он не может ограничиться подбором страстных и сильных слов, волнующих сердца слушателей. С него спрашивается больше. С него прежде всего требуют правдивости, от него ждут, чтобы он изображал жизнь такой, какой она бывает на самом деле. Но мы знаем, что на самом деле жизнь менее всего учит гуманности. Действительность беспощадна, жестока. Ее закон: падение и гибель слабого и возвышение сильного. Как же может поэт, оставаясь верным жизненной правде, сохранить высшие, лучшие порывы своей души? По-видимому, — выбора нет и не может быть, по-видимому двум богам служить нельзя; нужно или описать действительность, или уйти в область несбыточных фантазий. В новой западно — европейской литературе этот вопрос так и не был разрешен. Великие писатели западных стран не могли разгадать этой страшной и мучительной загадки. Там вы видите перед собой либо великих идеалистов, какими были, например, Виктор Гюго или Жорж Занд, либо, преклонившихся перед действительностью, реалистов, как Флобер, Гонкуры, Зола и многие другие. Там, в Европе, лучшие, самые великие люди не умели отыскать в жизни тех элементов, которые бы примирили видимую неправду действительной жизни с невидимыми, но всем бесконечно дорогими, идеалами, которые каждый, даже самый ничтожный человек вечно и неизменно хранит в своей душе. Мы с гордостью можем сказать, что этот вопрос поставила и разрешила русская литература и с удивлением, с благоговением можем теперь указать на Пушкина: он первый не ушел с дороги, увидев перед собой грозного сфинкса, пожравшего уже не одного великого борца за человечество. Сфинкс спросил его: как можно быть идеалистом, оставаясь вместе с тем и реалистом, как можно, глядя на жизнь — верить в правду и добро? Пушкин ответил ему: да можно, и насмешливое и страшное чудовище ушло с дороги. Вся жизнь, все творчество великого поэта были тому примером и доказательством. Он расчистил путь для всех дальнейших писателей и вслед за Пушкиным русские люди увидели Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Гончарова, Островского, Писемского, Достоевского, Толстого, и к нам, еще так недавно робко учившимся у европейцев, пришли, как мы говорили, эти самые европейцы за словом утешения и надежды.

Может быть кой-кому послышится преувеличение в этих словах. Может быть найдутся люди, которым покажется, что и самый-то вопрос об реализме и идеализме не так был страшен, так что по поводу его слишком рискованно вспоминать сфинкса и, затем, что не Пушкин этот вопрос разрешил. В ответ на это мы предложим, с одной стороны, маленькую экскурсию в область пушкинского творчества, а с другой стороны, напомним о двух других великих поэтах земли русской: о Гоголе и Лермонтове. Оба они современники Пушкина, но не ими, не их творчеством определились будущий рост и блеск русской литературы. Спору нет — они оказали большое, огромное влияние на миросозерцание дальнейших поколений. Но, к счастью, не им дано было стоять во главе умственной нашей жизни. Все знают страшную судьбу Гоголя. Он был реалистом, он описал нам все ужасы действительной жизни с ее Хлестаковыми, Сквозник — Дмухановскими, Собакевичами, Маниловыми и т. д. — но сам не вынес ужасов реализма и пал жертвой своего творчества. Он не разрешил загадки сфинкса и сфинкс — сожрал его. Теперь мы знаем, что его слова "сквозь видимый миру смех и невидимые слезы", не были аллегорией, метафорой — а были настоящей правдой. Мы видели, как он смеялся, и не верили, что он плакал: только тогда, когда появилась его переписка с друзьями, поняли мы, с какими мучительными вопросами имел дело наш великий писатель. То же и Лермонтов. Нам не суждено было видеть разложение его могучего таланта: услужливая пуля избавила его от гоголевской судьбы. Но мы знаем по мотивам его творчества, какие тяжелые пытки приходилось выносить ему. Ведь он в 25 лет сказал: "и жизнь, как посмотришь с холодным вниманием вокруг, такая пустая и глупая шутка". А его стихотворение "Не верь себе, мечтатель молодой"! Кто в силах победить в себе ужас и отвращение к жизни перед лицом таких образов, какие преследовали Лермонтова? И такой человек нашелся. Это был Пушкин. И, как странно! Лермонтов задавался часто теми же задачами, какие ставил себе Пушкин, но каждый раз не он одолевал задачу, а задача побеждала его. Стоит только сравнить "Евгения Онегина" с "Героем нашего времени". Онегин и Печорин — родные братья, близнецы, если угодно, вскормленные грудью одной матери. А что же? Лермонтов спасовал, уничтожился перед своим Печориным. Пушкин восторжествовал над своим Онегиным. Вспомните оба романа. Куда ни является Печорин, он всюду, подобно ангелу смерти, вносит горе, несчастие, разрушение. Никто и ничего не в силах противостоять его могучей силе. Лермонтов словно говорит нам: вот все, что есть, что может быть в жизни. Вам не нравится Печорин: он зол, мстителен, беспощаден. А все-таки — он лучший, все-таки все остальное — ничтожность в сравнении с ним. Мужчины — мелки, трусливы, глупы, пошлы. Женщины? Да все они душу свою отдадут, стоит только Печорину кивнуть им. И дикарка Бела, и милая княжна Мери, и несчастная Вера Лиговская — все они у его ног, все покорились ему. Сильнее, могущественнее Печорина — нет никого на свете. А, стало быть, — такова жизнь: в ней побеждает грубая, беспощадная сила. Таков смысл "Героя нашего времени". Здесь — апофеоз бездушного эгоизма; Лермонтов не может побороть Печорина, и, потому, желая оставаться правдивым, открыто признает его победителем и поет ему хвалебный гимн, которого каждый победитель может себе требовать. И как после этого не повторить, вслед за ним его стиха: "и жизнь"... Печорин убивает всякую веру, всякую надежду.

У Пушкина мы, с восторгом, с радостью видим прямо противоположное. И его Онегин сперва является перед нами победителем. Он везде первый, и в гостиных, и в деревне. Даже к Ленскому он относится со снисходительной пренебрежительностью, которая, в сущности, обиднее всякого презрения. Ну, а о женщинах и говорить нечего. Не только светские дамы, даже чуткая, глубокая деревенская Таня и та прельщается светским львом, носящим, под личиной разочарования, лишь пустоту и бессодержательность, и заменяющим модными словами все истинные порывы человеческого сердца. Ни за что и ни про что он убивает Ленского — и покидает деревню, чтобы искать себе новых мест для новых побед над опытными и неопытными женскими сердцами: ведь этими победами живет он. Следя за перипетиями романа, видя повсюду торжество Онегина, читатель с тревогой спрашивает себя: неужели этот победит? неужели во всей России, во всей русской жизни Пушкин не отыскал ничего и никого, что и кто мог бы остановить победоносное шествие бездушного героя? Неужели опять суждено, чтобы все и все ему завидовали, и он бы высказывал лишь не очень заслуживающую веры зависть к параличу тульского заседателя? Но тут является на сцену Татьяна. Достоевский справедливо заметил, что весь роман должен был бы называться не именем Онегина, а именем Татьяны, ибо она — главная героиня его. Это необыкновенно глубокое замечание, которое, мне кажется, может явиться profession de foi всех русских писателей — не только беллетристов, но и критиков, публицистов, даже экономистов. Весь смысл нашей литературы в этом; у нас герои — не Онегины, а Татьяны, у нас побеждает не грубая самоуверенная, эгоистическая сила, не бессердечная жестокость, а глубокая, хотя тихая и неслышная вера в свое достоинство и в достоинство каждого человека. Татьяна отвергла Онегина! Много у нас споров возбуждали заключительные строчки ее последней речи к Онегину:

Но я другому отдана,
Я буду век ему верна.

И эти споры делают честь критическому чутью русских писателей. Все поняли, что в этих двух коротеньких стихах смысл всего огромного романа, что ими освещаются не только все действующие лица его, но, что нам всего важнее — сам Пушкин. Татьяна, став старше, могла бы ошибиться, как ошиблась, когда впервые встретилась с Онегиным, не разгадать Онегина и откликнуться на его призыв. Но Пушкин не мог и не должен был ошибиться. Вся задача его сводилась к тому, чтобы отыскать в жизни, в действительной жизни такой элемент, перед которым бы распалась в прах дерзновенная, но пустая схема искателей духовных приключений Онегиных. Пушкину нужно показать нам, что идеалы существуют на самом деле, что правда не всегда в лохмотьях ходит, и что наряженная в парчу неправда на самом деле, а не только в мечтах, склоняет свою надменную голову перед высшим идеалом добра. Пушкин нашел в русской жизни Татьяну, и Онегин ушел от нее опозоренный и уничтоженный в своем бессмысленном отрицании. Он знает теперь, что ему нужно возвыситься, а не снизойти к Тане. В этом — его спасение, и наша великая отрада.

Победа — нравственная, конечно — Татьяны над Онегиным — есть, как мы говорили, символически выраженная победа идеала над действительностью. И это то наследие, которое оставил Пушкин своим преемникам — всем русским писателям, и которое русская литература, в лучших ее представителях свято хранит до сих пор. И — главное — это победа не фиктивная — мы не устанем это повторять тысячи раз. Пушкин, введший идеализм в нашу литературу, основал в ней также и реализм. Ничего не было так ненавистно его правдивой и честной душе, как ложь. Эту победу он не выдумал — он только отметил то, что было на самом деле, что он своими глазами видел в русской жизни. Как велик и труден был этот подвиг — видно из тщетных попыток Гоголя создать "положительный тип". Сколько ни бился он, сколько ни искал — все его усилия, как известно, не увенчались успехом. Даже его могучий талант спасовал перед непосильной задачей. "Скучно жить на этом свете, господа", — воскликнул он, измученный напрасными поисками. Удивительно ли, что он с таким благоговением глядел на Пушкина. Помните вы его слова? "Пушкин есть явление великое, чрезвычайное". Он нашел положительный тип в жизни. И не думайте, что он достиг этой цели, отвернувшись от действительности, чтобы не видеть ее ужасов. Наоборот, все самые мрачные стороны жизни приковывали его внимание и он с долгим, неустанным терпением вглядывался в них, пока не находил для них нужного объяснения. Ведь Пушкин — автор — "Моцарта и Сальери", "Пира во время чумы", "Бориса Годунова", "Капитанской дочки", "Русалки". Какие ужасы только не проходили перед его духовным взором. И тем не менее — он не смутился. Везде, во всем он умел отыскать внутренний, глубокий смысл, точно жизнь решилась выдать своему любимцу и избраннику все свои сокровенные тайны. Наиболее поразителен в этом отношении его "Пир во время чумы". Более ужасной картины не придумать самой мрачной фантазии. Человеческий ум, по — видимому, должен со страхом и трепетом отступить перед всесильным призраком всепобеждающей смерти. Кто дерзнет взглянуть прямо в лицо всесильной стихии, вырывающей у нас все, наиболее нам дорогое. Пушкин дерзнул, ибо знал, что ему откроется великая тайна. Припомните эти дивные стихи председателя:

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении чумы.
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!

Эти стихи звучат для нас, точно откровение свыше. Они призывают к мужеству, к борьбе, к надежде — и в тот миг, когда люди обыкновенно теряют всякую надежду и в бессильном отчаянии опускают руки, Пушкин вдохновляется тем, что парализует всех других людей. Он смел и тверд в те мгновения, в которые мы обыкновенно в смятении и страхе спешим укрыться от грозного вида жизни, если нет у нас ничего лучшего, просто закрываем глаза, подобно страусу, прячущему под крыло голову, когда он видит, что опасность неминуема. И в этом мужестве перед жизнью — назначение поэта; в этом — источник его вдохновения, в этом тайна его творчества, которое мы, обыкновенные люди, справедливо называем божественным — так далеко он от нас, так недоступен нам. Там, где мы рыдаем, рвем на себе волосы, отчаиваемся — там поэт сохраняет твердость и спокойствие, в вечной надежде, что стучащемуся откроется и ищущий — найдет.

Не менее, чем "Пир во время чумы", поражает нас небольшая драматическая сцена "Моцарт и Сальери". Это — настоящая шекспировская вещь — и по глубине замысла и по выполнению ее. Перед нами ужаснейший из преступников: человек, из зависти убивающий затмившего его своим творчеством гения. Сальери сам восторгается музыкой Моцарта, называет свою жертву слетевшим с неба ангелом, занесшим к нам несколько райских песен. И — тем не менее — безжалостно убивает своего великого соперника. По — видимому, это самый неблагодарный сюжет для художника. Здесь нужен проповедник, здесь нужен возмущенный и ужаснувшийся человек, в негодовании призывающий на голову убийцы из убийц, отнявшего у нечеловечества его лучшую отраду — великого музыкального гения — все небесные и земные громы. Но Пушкин и здесь не отступил. С величавым, дивным спокойствием всезнающего человека подходит он к Сальери, глубоким, проникновенным взором вглядывается в его истерзанную душу — и выносит ему оправдательный приговор. И вслед за Пушкиным, мы все, не умеющие в обыденной жизни сдержать свое негодование при виде самого скромного, жалкого преступника, — мы все, умиленные и обезоруженные, начинаем чувствовать в своем сердце не злобу и раздражение к великому убийце, а сострадание и жалость. Мы не можем удержаться, чтобы не выписать хотя бы отрывок знаменитого монолога, которым начинается "Моцарт и Сальери". Сальери один в глубоком размышлении говорит:

Все говорят: нет правды на земле,
Но правды нет — и выше...

Какое глубокое понимание человеческой души, какое нечеловеческое проникновение в страшную тайну нашей жизни открывает Пушкин в своем монологе. Сальери начинает страшной фразой. Он пришел к убеждению, что нет правды не только на земле, но и выше — и это приводит его к страшному преступлению. Укажите мне человека, гнев которого не обезоружили бы простые и ужасные слова несчастного Сальери? Где тот судья, который, выслушав вложенный Пушкиным в уста Сальери монолог, не смягчился бы душой и имел бы жестокость обвинить измученного убийцу? И в этом разрешение поставленного самим Сальери страшного вопроса. Есть правда на земле, если люди могут понять и простить того, кто отнимает у них Моцарта, если они могут слезами и умилением встретить великое преступление. И с начала до самого конца сцен "Моцарта и Сальери" мы все время чувствуем одно и то же: каждый раз воспламеняющееся в нас чувство негодования по поводу замысла убийцы уступает место великому состраданию к убийце — и казнящая рука бессильно опускается. Пусть пока в обыденной жизни нам нужны все ужасные способы, которыми охраняется общественная безопасность, пусть пока, до времени, сохраняются еще "бичи, темницы, топоры", посредством которых улаживаются обостряющиеся человеческие отношения, пусть на "практике" — как говорят — нельзя прощать "виновных", и принципом правосудия должно быть жестокое правило возмездия, — но наедине со своей совестью, наученные великим поэтом, мы знаем уже иное: мы знаем, что преступление является не от злой воли, а от бессилия человека разгадать тайну жизни. Сальери убил Моцарта потому, что не нашел правды ни на земле — ни выше.

Так понимал Пушкин преступника — так понимал он всех людей. Все, к кому он прикасался, — слабые, горюющие, разбитые, уничтоженные, виновные — уходили от него окрепшими, утешенными, оправданными. Если бы время позволило нам, то мы бы в каждом произведении Пушкина могли бы указать следы его мировоззрения. Всегда и во всем он остается верным себе. Всегда он ищет и находит в жизни элементы, на которых можно основать веру в лучшее будущее человечества. И, любопытно, для того, чтобы укрепить в себе эту веру — ему нет надобности уходить в глубь истории или всматриваться в те слои общества, с которыми он не связан непосредственными узами повседневных отношений. Иными словами, его вера не нуждается в иллюзии, для которой, в свою очередь, необходимым условием является перспектива. Ему не нужно ни уйти в сторону от действительности, ни отодвинуть эту действительность от себя. Он все время стоит в центре действительной жизни и не теряет дара понимать ее. Лермонтов, когда у него является потребность отдохнуть от мучительных картин повседневности, уходит в глубь истории, бросает свое общество и ищет материала для творчества в чуждой ему лично жизни низших классов. Там и он обретает — хотя бы на мгновение веру и надежду. Дерзости опричника Кирибеевича с метлой и собачьей головой, жившему за много столетий до него, он умеет противопоставить стойкое и благородное мужество купца Калашникова. Помните эти вдохновенные слова:

Не шутки шутить, не людей смешить,
К тебе вышел я, басурманский сын,
Вышел я на страшный бой, на последний бой.

Для того, чтобы найти правду — Лермонтову необходима перспектива. В противовес современному Кирибеевичу, Печорину — который вместо собачьей головы и метлы носит красивый мундир и светлые перчатки — Лермонтов не нашел никого. Пушкин же, умевший с неподражаемым искусством рисовать нравы простых людей — достаточно указать хотя бы на "Капитанскую дочку", нисколько не терялся и в сложности запутанной жизни интеллигентского класса. Его творчество не нуждалось в иллюзии. Он везде находил свое — и этому великому искусству научил своих преемников. Тургенев, Достоевский, Толстой всем, что есть лучшего в их произведениях, повторяю это, обязаны Пушкину. То же пристальное, добросовестное, честное изучение действительности, тот же правдивый реализм. И это внимательное изучение действительности не только не убивает в них веры и твердости, но, наоборот, укрепляет убеждение в глубокой осмысленности человеческой жизни. Посмотрите на творчество Тургенева, сколько бесценных типов душевной красоты создал он. А все его женщины — это уже давно подмечено — имеют свой прототип в Татьяне Пушкина, и подобно ей являются нравственными судьями и светочами в жизни. Достоевский и Толстой в этом отношении представляют еще более примечательные примеры. В новой европейской литературе едва ли можно указать хоть еще одного писателя, который с таким исключительным, загадочным упорством искал разрешения мрачнейших загадок жизни, с каким искал Достоевский. Вместе с героями своими, Раскольниковыми, Карамазовыми и иными, он спускался в такие глубокие пропасти жизненных ужасов, из которых, по — видимому, нет и не может быть выхода, и тем не менее — такие психологические опыты не убивали его, как не убили его те мучительные испытания, которые ему пришлось испытать в течение своей многострадальной жизни. Читатель, вслед за ним входивший в области вечной тьмы, руководимый им же, всегда снова выбирается на свет, вынося с собой глубокую веру в жизнь и добро. Достоевский не боится никакого отрицания, он смело глядит в глаза самому крайнему скептицизму, в полном убеждении — что сведенные к очной ставке — пессимизм всегда уступит свое место вере в жизнь. То же и у Толстого. И его художественная задача никогда не определялась чисто эстетическими запросами души. Он брал перо в руки лишь тогда и затем, когда, после упорного и тревожного размышления, он мог осветить для себя и для других загадку жизни. Великая эпопея русской жизни — "Война и мир", справедливо сравниваемая с гомеровской Илиадой, — явилась результатом такого творчества. Каких только ужасов ни начитался великий художник в летописях 12 — го года. Это страшное движение народов с запада на восток, сопровождавшееся массовыми убийствами, истреблением народов, грабежами, массовыми насилиями — для обыкновенного человека такая картина нелепого и бессмысленного опустошения является страшным приговором жизни. Как можно искать добра в том мире, где может властвовать 15 лет подряд Наполеон? Казалось бы — что взять войну 12 — го года как тему для романа — значит задаться целью убить в людях всякую веру, всякую надежду. Этот страшный момент нашей исторической жизни является, как бы фактическим оправданием мрачной философии не только Печорина, но и Ивана Карамазова, воскликнувшего в порыве отчаяния, что ему нет дела "до чертова добра и зла". И тем не менее гр. Толстой выходит победителем из своей задачи. Я не знаю романа, в такой степени целительно и ободряюще действующего, как "Война и мир". Над всеми событиями, вы чувствуете это в каждой строчке великого произведения, веет глубокий и мощный дух жизни. Чем ужаснее, чем трагичнее складываются обстоятельства, тем смелее и тверже становится взор художника. Он не боится трагедии — и прямо глядит ей в глаза. Вы чувствуете великого ученика великого Пушкина и вам слышатся уже приведенные слова гениального поэта:

Есть упоение в бою.

Опасности, бедствия, несчастия — не надламывают творчество русского писателя, а укрепляют его. Из каждого нового испытания выходит он с обновленной верой. Европейцы с удивлением и благоговением прислушиваются к новым, странным для них мотивам нашей поэзии. Не так давно, по поводу произведений гр. Толстого, знаменитый французский критик Жюль Леметр воскликнул: "В чем тайна искусства русского художника? Как могут они заставить нас верить в невероятное, как могут они дерзать искать веры в действительности, оправдывающей только неверие?" И странно — французский скептик должен сам признаться, что ему не под силу вырваться из власти русского художественного творчества. Это — великий признак. Победить французский ум — значит победить весь мир. И быть может предсказанию Достоевского суждено сбыться. Он назвал Пушкина "всечеловеком". Может быть — мы верим в это — слову всечеловека суждено господствовать во всем мире. И это будет счастливейшая из побед. Не потому только, что этим удовлетворится национальная гордость русского народа. Нет — но потому, что при такой победе побежденный будет еще счастливее победителя. Это победа врача — над больным и его болезнью. И где тот больной, который не благословит своего исцелителя, нашего гениального поэта — Пушкина?

М а р и н а Ц в е т а е в а

— Что же, Муся, тебе больше всего понравилось? — мать, по окончании.
— Татьяна и Онегин.

— Что? Не «Русалка», где мельница, и князь, и леший? Не «Рогнеда»?
— Татьяна и Онегин.

— Но как же это может быть? Ты же там ничего не поняла? Ну, что ты там могла понять?
Молчу.

Мать, торжествующе: — Ага, ни слова не поняла, как я и думала. В шесть лет! Но что же тебе там могло понравиться?
— Татьяна и Онегин.
— Ты совершенная дура и упрямее десяти ослов! (Оборачиваясь к подошедшему директору школы, Александру Леонтьевичу Зографу.) Я ее знаю, теперь будет всю дорогу на извозчике на все мои вопросы повторять: «Татьяна и Онегин!» Прямо не рада, что взяла. Ни одному ребенку мира из всего виденного бы не понравилось «Татьяна и Онегин», все бы предпочли «Русалку», потому что — сказка, понятное. Прямо не знаю, что мне с ней делать!!!

— Но почему, Мусенька, «Татьяна и Онегин»? — с большой добротой директор.
(Я, молча, полными словами:) «Потому что — любовь».

Мать ошиблась. Я не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее — немножко больше), не в них двух, а в их любовь. В любовь.

Скамейка, на которой они не сидели, оказалась предопределяющей. Я ни тогда, ни потом, никогда не любила, когда целовались, всегда — когда расставались. Никогда — когда садились, всегда — расходились. Моя первая любовная сцена была нелюбовная: он не любил (это я поняла), потому и не сел, любила она, потому и встала, они ни минуты не были вместе, ничего вместе не делали, делали совершенно обратное: он говорил, она молчала, он не любил, она любила, он ушел, она осталась, так что если поднять занавес — она одна стоит, а может быть, опять сидит, потому что стояла она только потому, что он стоял, а потом рухнула и так будет сидеть вечно. Татьяна на той скамейке сидит вечно.

Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь — обрекла.

В том-то и все дело было, что он ее не любил, и только потому она его — так, и только для того его, а не другого, в любовь выбрала, что втайне знала, что он ее не сможет любить. (Это я сейчас говорю, но знала уже тогда, тогда знала, а сейчас научилась говорить.) У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы.

Но еще одно, не одно, а многое, предопределил во мне «Евгений Онегин». Если я потом всю жизнь по сей последний день всегда первая писала, первая протягивала руку — и руки, не страшась суда — то только потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге, при свечке, с растрепанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах — сделала. И если я потом, когда уходили (всегда — уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда, в саду, Татьяна застыла статуей.

Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок судьбы. Урок одиночества.

* * *
У кого из народов — такая любовная героиня: смелая — и достойная, влюбленная — и непреклонная, ясновидящая — и любящая.
Ведь в отповеди Татьяны — ни тени мстительности. Потому и получается полнота возмездия, поэтому-то Онегин и стоит «как громом пораженный».
Все козыри были у нее в руках, чтобы отмстить и свести его с ума, все козыри — чтобы унизить, втоптать в землю той скамьи, сравнять с паркетом той залы, она все это уничтожила одной только обмолвкой: «Я вас люблю, — к чему лукавить?».
К чему лукавить? Да к тому, чтобы торжествовать! А торжествовать — к чему? А вот на это, действительно, нет ответа для Татьяны — внятного, и опять она стоит, в зачарованном кругу залы, как тогда — в зачарованном кругу сада, — в зачарованном кругу своего любовного одиночества, тогда — непонадобившаяся, сейчас — вожделенная, и тогда и ныне — любящая и любимой быть не могущая.
Все козыри были у нее в руках, но она — не играла.

Да, да, девушки, признавайтесь — первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почетных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них — и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы.

Между полнотой желания и исполнением желаний, между полнотой страдания и пустотой счастья мой выбор был сделан отродясь — и дородясь. Ибо Татьяна до меня повлияла еще на мою мать. Когда мой дед, А. Д. Мейн, поставил ее между любимым и собой, она выбрала отца, а не любимого, и замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински, ибо «для бедной все были жребии равны» — а моя мать выбрала самый тяжелый жребий — вдвое старшего вдовца с двумя детьми, влюбленного в покойницу, — на детей и на чужую беду вышла замуж, любя и продолжая любить того, с которым потом никогда не искала встречи и которому, впервые и нечаянно встретившись с ним на лекции мужа, на вопрос о жизни, счастье и т.д., ответила: «Моей дочери год, она очень крупная и умная, я совершенно счастлива...» (Боже, как в эту минуту она должна была меня, умную и крупную, ненавидеть за то, что я — не его дочь!)

Так, Татьяна не только на всю мою жизнь повлияла, но на самый факт моей жизни: не было бы пушкинской Татьяны — не было бы меня.
Ибо женщины так читают поэтов, а не иначе.
Показательно, однако, что мать меня Татьяной не назвала — должно быть, все-таки — пожалела девочку...

* * *
С младенчества посейчас, весь «Евгений Онегин» для меня сводится к трем сценам: той свечи — той скамьи — того паркета. Иные из моих современников усмотрели в «Евгении Онегине» блистательную шутку, почти сатиру. Может быть, они правы, и может быть, не прочти я его до семи лет... но я прочла его в том возрасте, когда ни шуток, ни сатиры нет: есть темные сады (как у нас в Тарусе), есть развороченная постель со свечой (как у нас в детской), есть блистательные паркеты (как у нас в зале) и есть любовь (как у меня в грудной ямке).

Главная > Статья

№1 Я прочитала статью Н.Воронцовой-Юрьевой «Татьяна Ларина как объект психиатрии», понимаю и принимаю ее мнение, но не могу согласиться с оценкой этого персонажа. Сам Александр Сергеевич Пушкин, тонкий психолог, определял Татьяну Ларину как идеал. Он с любовью описывает ее внешность, силу чувств, «милую простоту». Поэт с нежным чувством писал: «Я так люблю Татьяну милую мою!». Автор неоднократно подчеркивает, как Татьяна любит русскую природу, зиму, катание на санках, что наделяет ее поистине русской душой. Думаю, не ошибусь, если скажу, что Татьяна на протяжении всего произведения у каждого читателя вызывает добрые чувства. Перед нами предстает романтическая натура. Да, Татьяна воспитана на иностранных романах. Но что плохого в том, что юная девушка читает сентиментальные произведения, учится мечтать? Разве плохо мечтать? Думаю, нет. Мы видим обыкновенную девушку, которая искренне и преданно умеет любить. Она не кокетлива, не имеет притворства. Она такая, какая есть. Естественная. Когда Татьяна пишет письмо Евгению Онегину, мы видим открытость и прямоту героини. Да, девушке признаваться в любви всегда считалось неприличным, но трудно ее осуждать за это. Поэт задается вопросом: За что ж виновнее Татьяна? За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит собственной мечте? В этих строках нельзя не увидеть истинное отношение автора к героине. Я поддерживаю его оценку. Ведь жить без мечты очень сложно. Безусловно, с течением времени меняются и идеалы, но, считаю, что скромность, верность, способность раствориться в другом человеке, искренность нужны будут всегда. Несомненно, Татьяна Ларина не идеал женщины XXI века, но она и не «объект психиатрии». В этом я уверена. №2 Статья диакона Андрея Кураева, несомненно, очень интересна, но я позволю себе не согласиться с доводами автора и с его мнением о Маргарите как о женщине, вечному союзу с которой Мастер вряд ли будет рад. Маргарита... Сильная духом, страстная, искренняя, мечтательная героиня романа «Мастер и Маргарита»… Мастер - художник слова.. Человек искусства всегда сможет увидеть прекрасное в массе уродства... Именно среди серости и будничной пыли Мастер и встретил тонкую, чувственную Маргариту. Мне непонятно, почему автор статьи эмоциональность героини называет «штампом» и «нарочитостью»... Она молодая и энергичная женщина, чувства которой не могут удержаться внутри и огнём вырываются наружу. Её милосердие и сострадание по отношению к грешнице Фриде мне кажутся искренними. Обращаясь к Воланду, она прежде всего попросила милости не для себя, а для той, которой пообещала помочь: «Если она останется обманутой... Я не буду иметь покоя всю жизнь…» Маргарита не вредит людям, как считает автор статьи. Она пытается проучить их за клевету, жадность, зависть… В романе нет ни одного высоконравственного героя, который бы незаслуженно был обижен Маргаритой. И распутство, о котором говорит диакон, - это лишь её (пусть и радикальное) средство выявить настоящую сущность человека, прикрывающего своё духовное уродство маской приличия. Маргарита всегда поддерживала начинания Мастера: "Она сулила славу, она подгоняла...и... стала называть Мастером...» Став настоящей музой для Мастера, она создавала ему тепло, уют домашнего очага, рабочую обстановку... Она не просто его любила. Она не могла без него существовать. «Боже, как ты болен. За что это, за что? Но я тебя спасу, я тебя спасу. Что же это такое?» - восклицает Маргарита. Ради спасения возлюбленного она терпит ужасные муки на балу у Воланда. Судя по этой статье, автор считает Маргариту отрицательной героиней. Но ведь известно, что Булгаков в образе Маргариты изображал свою глубоко любимую жену. И вечность с ней явно не пугала писателя, а должно быть, наоборот – сулила радость и любовь... По моему мнению, отрицательные персонажи в романе - это москвичи, бездушные, алчные, погрязшие во всевозможных пороках. Маргарита же на их фоне - яркий луч, пусть не совсем прямой и с немного искажённым спектром, но луч живой и тёплый... №3 Это нормальное явление, когда к созданному автором произведению искусства в обществе возникает неоднозначное к нему отношение, что нередко побуждают нас самих к поиску ответов на возникающие вопросы. Такой поиск имеет массу положительных моментов: он обогащает нас. Фрагмент статьиНатальи Воронцовой-Юрьевой и её взгляд на Татьяну Ларину как «объект психиатрии», честно сказать, напомнил мне другое, очень модное во все времена стремление произвести фурор, привлечь внимание к своей особе и на этом заработать, как минимум, популярность, пусть даже такой «нечестной» игрой, игрой без правил этики и морали. И наверняка найдутся такие поклонники этого псевдотворчества, которые непременно зададут мне вопрос: «Позвольте-позвольте, почему же нечестной?» Что ж, готова ответить. Во-первых, автор статьи даёт оценку пушкинской героине и её поступкам, опираясь в основном на мнение критиков, пусть даже широко известных. Замечу, что Татьяна была создана не В.Г. Белинским или Ю.М. Лотманом, а, прежде всего, самим А.С. Пушкиным. И, что самое парадоксальное, оценка, данная героине великим поэтом, чувствуется, совсем не волнует автора статьи, или, что ещё ужасней, она просто с ней мало знакома. Во-вторых, диагноз Воронцовой-Юрьевой, построенный на какой-то «неуклюже» выдернутой цитате из романа, кажется совсем неубедительным, так как никаких других аргументов, кроме общих, навязчиво повторяющихся фраз в её статье не приводится. В-третьих, сама фамильярность по отношению ко всем затронутым в статье лицам просто не может не шокировать читателя: «выкопанная гениальность», «байка Белинского», «собрание уродов», «музейный идеал нравственности» и так далее. Такие выражения пускаются в ход лишь тогда, когда по существу сказать уже нечего. Таким образом, поверить Воронцовой-Юрьевой - значит взять под сомнение искренность Пушкина, которая пережила века. Сколько будет жить новоиспечённое «творение» современного автора? Да и будет ли жить вообще?.. Лично у меня ни на минуту не возникло желание прочитать статью в полном объёме - напротив, от такого дилетантства хочется просто бежать… №4 В статье Н.Воронцовой-Юрьевой «Татьяна Ларина как объект психиатрии» выражен взгляд автора статьи на произведение А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Я не согласна со столь критической оценкой, к тому же в данной статье отрицаются многие точки зрения выдающихся людей (автор оспаривает Белинского, Достоевского и т.д.) и признается лишь собственная точка зрения. Но данная точка зрения достаточно категорична т.к. нельзя считать какое-то отклонение в характере Татьяны от характеров других людей, признаком психически нездорового человека. Её увлечение романами говорит не об её слабоумии, а о человеке, которого в своей жизни ничего не интересует, и он живет этими романами, судьбами их героев и героинь и поведение такого человека и его характер становится подобием тех образов, которые рисуются в романах. Татьяна Ларина романтическая натура и поэтому её фразы, «которые она нахватала из эпистолярных романов тех лет», так называемые клише, не говорят о её глупости, а лишь являются отражением желания оказаться в романе, хотя она и живет в реальной жизни. Татьяна погрузилась в мир иллюзий и стала считать себя героиней одного из романов, которые прочитала, именно поэтому она пишет письмо Онегину в такой книжно-романтической манере. Также я не согласна с автором статьи в утверждении об эгоистичности Татьяны. Её фраза, которую она написала в письме Онегину: "Вообрази: я здесь одна, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна", говорит о том, что всей этой многочисленной массе людей она предпочитает всего одного человека- Евгения, которого она безумно любит, но с другой стороны: отчужденность Татьяны из-за любви или именно потому, что она считает себя выше всех остальных по разуму? И мне трудно не согласится с данным мнением Н.Воронцовой-Юрьевой. Также я согласна с автором статьи в том, что образы ЕвгенияОнегина и Татьяны Лариной схожи. Эти оба героя романтики, только если Татьяна живет иллюзиями и светская жизнь пока не интересует её, то Евгений уже более реалистичен, а светская жизнь его уже не интересует и эта их общая отчужденность и становится главной причиной их сближения. Но все же нельзя судить о верности тех или иных взглядов Н.Воронцовой-Юрьевой в её статье «Татьяна Ларина как объект психиатрии» и как бы эти утверждения не были бы хорошо аргументированы, нельзя рассматривать художественный образ, как обычного человека, к тому же с биосоциальной стороны и говорить о психическом расстройстве человека. Любой художественный образ нельзя подогнать под какие-нибудь биологические особенности человека. Художественный образ служит для полного и наиболее яркого раскрытия идеи произведения и также является главным отражение чувств автора, но никак не может являться «объектом психиатрии». Так что если любой образ персонажей произведений рассматривать с точки зрения человеческих свойств и особенностей, то во всех произведениях мы увидим одних психически нездоровых людей, когда роль художественного образа донести до читателя определенный смысл и показать всю красоту мира, ту, которую видят творческие люди, ту, которую видят авторы великих произведений! №5 Трудно не согласиться с мнением Н.Воронцовой- Юрьевой, но всё же с некоторым я бы поспорила. Да, пусть внутренний мир Татьяны и сформирован миром сентиментальных романов, которые ей очень нравились, но с другой стороны она была воспитана по укладу русской помещичьей жизни. Результатом этого является её дикость, задумчивость. Впервые она представляется нам 17- летней барышней, которая и жизни- то, можно сказать, не видала, не научили её и в людях разбираться. Вот поэтому- то она и влюбляется в Онегина, хотя нет, скорее она влюбляется в плот своего затуманенного романами воображения. Но Татьяна искренне верит в эту любовь, поэтому и не удивительно, что стирается граница между её постоянным пребыванием в романе и действительности. Решив открыть свои чувства, она не задумываясь о том, что её ждёт отказ, да и о каком разуме можно говорить, если ей управляют эмоции. А вот в конце романа мы видим совсем другую Татьяну, она становится идеалом русской женщины: самоотверженной, преданной и верной. Она не может оставить своего мужа, долг и честь стали для неё превыше всего. Но стала она такой благодаря Онегину, он причина её раннего взросления, он открыл ей глаза на реальность и жестокость мира. Не поступив бы он так с ней, она так же и продолжала бы жить в бесконечном мире иллюзий, вот тут- то и можно уже говорить о психическом нездоровье, и кто знает, как бы сложилась тогда её судьба. Ответ на этот вопрос неоднозначен, характер и образ Татьяны можно трактовать по-разному, это зависит от человека, его виденья и отношения к героям и произведению. №6 Прочитав статью Н. Воронцовой-Юрьевой, я нашла трактовку романа «Евгений Онегин» очень занятной. В каких-то моментах я согласна с автором, но, увы, не во всех. Действительно в романе Пушкина Татьяна противопоставлена Онегину по нравственному отношению и поведению, а Ольга с родителями – по уму. Но нельзя не согласиться с тем, что в реальной жизни такое маловероятно и явно с человеком, вокруг которого одни дураки, что-то не так. Но Белинский, трактуя это иначе, говорил о Татьяне как о «редком, прекрасном цветке, случайно выросшем в расселине дикой скалы». И так же был прав. Однако автор статьи довольно верно подметила, что как человек с богатым внутренним миром, светлым разумом, не смог найти в обществе ни единого соратника по взглядам? Тогда дело не в окружении Татьяны, а в ней самой. По мнению Воронцовой-Юрьевой Татьяна Ларина – психически больной человек. С этим я соглашусь, но вот письмо, думаю, было проявлением ее искренних чувств, конечно, под влиянием популярных в то время романов. Пусть он состоит из невероятного количества цитат, но все-таки воедино то собрала их Татьяна! И получилось «высшее художественное проявление доселе невиданной искренности и возвышенности чувств Татьяны». Наша героиня действительно не здорова, потому что она живет в мечтах, и придумала себе образ, воплотившийся в реальности, но, думаю, письмо здесь не причем. Тогда и очевидны ее поступки, ее внутренний мир… Естественно, что по сравнению с ее «реальностью», мир Онегина просто скучен. Начитавшись увлекательнейших романов, Татьяна перенесла какие-то моменты из жизни героинь на свою собственную жизнь, не задумываясь, что теряется в ней. Вот что и является ее «болезнью». Таким образом, Татьяна Ларина действительно не отдавала отчет себе в действительности реальности. Онегин вел сознательно пустую жизнь, а вот Татьяна – нет. Тогда можно сказать, что они вполне могли бы быть вместе, но стоят ли они друг друга – вот это вопрос. №7 Эссе. После прочтения фрагмента статьи Н.Воронцовой-Юрьевой «Татьяна Ларина как объект психиатрии»я пришла в недоумение. До каких же высот может добраться человек в своем самомнении! Татьяна, любимая героиня А.С.Пушкина – сумасшедшая?! Складывается впечатление, что автор статьи хотел просто поразить читателей таким заявлением. Не поразил, а возмутил! Разве чувства одиночества, непонятости говорят о презрении к окружающим людям? Или о низких интеллектуальных способностях и бедности души? Нет, и еще раз нет! Автор, видимо, невнимательно читал Пушкина. Да, Татьяна не получила блестящего образования (все-таки век-то 19!) , образцами для нее служили мать, героини романов. Что ж теперь и маму Татьяны объявим сумасшедшей? «Клише» в письме, о которых говорит автор статьи, действительно взяты из произведений. Но, может, героиня хотела говорить с Онегиным на языке, понятном ему? И разве мы все не влюбляемся в придуманный идеал? Автор совсем забыл о том, как Татьяна чувствует русскую природу, ведет беседы с няней (с ней разве поговоришь заученными из романов фразами?), читает книги из дома Онегина и т.д. И уж о каком презрении к людям может идти речь! Добрая, немного наивная, провинциальная девушка не проявляет ни капли высокомерия, фальши, наигранности. А вот выказывать подобное невежество, какое проявил автор статьи, пытаться очернить образ чистоты и невинности просто непозволительно! №8

Эссе по поводу прочитанной статьи «Татьяна Ларина как объект психиатрии»

Каждый из нас волен высказывать свое мнение по тому или иному поводу. Но существуют в мире литературы и вещи, которые становятся однозначными, неизменными и общепринятыми. Но так же существуют и те люди, которые постоянно пытаются опровергнуть то неизменное и общепринятое, внося что-то свое, нестереотипное. Начну я, пожалуй, с того, что отмечу крайнюю неприязнь автора статьи к Татьяне Лариной. Весь предложенный текст – не что иное, как безудержная критика, а по большей части сплошная придирчивость. Конечно, не могу не согласиться с некоторыми вещами, например, такими как чрезвычайное увлечение книгами, довольно пассивный образ жизни девушки. Но сказать, что Татьяна психически больна я не могу. Бесспорно, её увлечение иногда переходит границы реальности, но я нахожу такое поведение одним из нормальных. Всегда же бывают исключения, отступления от типичного и уложенного. Татьяна не больна, она просто не обычна. И эту необычность нужно воспринимать ну если не как должное, то, как то, чему есть место в нашем мире. Не берусь оправдывать поступки героини, дабы не мной она была создана, но в условиях проживания девушки её друзьями были действительно только книги. Это увлечение было скорее вынужденным, от неимения альтернативных вариантов. Ведь не всем же становиться светскими красавицами и думать лишь о предстоящих балах да знакомствах. Что касается идеального образа Татьяны, то, на мой взгляд, понятие «идеал» довольно относительное и личное. Во-первых, представление об идеале для каждого свое, а во-вторых, идеальных людей не существует. Я уверена – в русской литературе, да и в литературе вообще, найдется немало идеалов, которые продолжают оставаться ими и по сей день. Но так же я уверена, что если хорошенько постараться, можно из каждого идеала сделать его противоположность. Поэтому к образу героини нужно относиться несколько проще, не усложнять определенных вещей, тем более что у нас нет точных доказательств того, что автор имел в виду на самом деле. Сказать что Татьяна хорошая, а Онегин плохой – все равно, что ничего не сказать. Каждый из главных действующих лиц наделен своими отличительными чертами, проявляющимися по ходу романа и вступающими в определенный контакт время от времени. С другой стороны, как давно человеческая глупость стала пороком его мозга? И на каком вообще основании можно делать выводы о низких интеллектуальных способностях девушки? Она не глупа уже потому, что уколовшись об безответные чувства Евгения, не впустила его в сердце позднее. Если же она была бы полной дурочкой, то не была бы столь дальновидной и не поняла характер возлюбленного. И потому обожглась бы второй раз, чего, однако, не случилось в романе. Относительно письма Татьяны что-то конкретное сказать сложно. Может это и были литературные штампы, но девушка писала их осознанно, а значит, они всего лишь лучше и глубже передавали её чувства. Поэтому такое письмо как бесхарактерное проявление личности, а тем более психическое отклонение здесь прослеживается едва. На мой взгляд, данную ситуацию не стоит утрировать и делать из молодой девушки глупую, безнравственную, эгоистичную и ко всему прочему законченную сумасшедшую. В конце концов, её не всегда логичные и правильные поступки можно списать на наивность юности и девичью легкомысленность. №9 Я абсолютно не согласна с мнением Н. Воронцовой-Юрьевой о Татьяне Лариной. Автор статьи пишет: «Проще говоря, все письмо Татьяны сплошь состоит из заимствований, которые она нахватала из эпистолярных романов тех лет и не долго думая украсила ими свое послание. Ни одного своего слова не нашлось у нее для первого в ее жизни признания в любви - ни одного!» Так Татьяна и не скрывает, что начиталась романов и мечтает о такой же любви, как там. Откуда у девочки, выросшей в деревне, возникнут свои слова! Н. Воронцова-Юрьева утверждает: «В ее мозгу все время происходит болезненный подлог - она все время видит себя героиней романа, каждый раз другого, в зависимости от обстоятельств». Ну и что! Она ребенок! А ее судят как взрослую женщину. Татьяне чуждо светское общество: она замечает фальшь, которая царит в высшем свете. Из-за этого нельзя считать ее больной. Н.Воронцова-Юрьева утверждает, что Татьяна не заполнена никаким делом, а за что же тогда ее все уважают! Пушкин относится к Татьяне с любовью, и на страницах романа признается «…я так люблю Татьяну милую мою!». Но он не призывает так же относиться к ней. А еще я согласна с Белинским в оценке образа Онегина: мне Онегина жалко. Он вызывает у меня симпатию и сочувствие. А вот с Писаревым я не согласна: Онегин способен меняться: циник понял, что такое любовь. Ведь любовь Базарова возвышает героя, несмотря на то, что нигилист оказался побежден. Я считаю, что автор статьи совсем неправа. Тем более, что она часто спорит с Белинским, а не с Пушкиным! №10

Эссе

Я абсолютно не согласна с мнением Н. Воронцовой-Юрьевой относительно Татьяны Лариной. Как только Татьяна появляется в романе, она вызывает самые положительные чувства. Мне нравятся её искренность, чистота, благородство. Татьяна Ларина от природы одарена «воображением мятежным, умом и волею живой, и своенравной головой, и сердцем пламенным и нежным». Наверное, одна из главных черт в характере и поведении Татьяны - это нравственное чувство долга. Ларина не будет счастливой, если она принесет несчастье другому человеку, она никогда не пойдет на сделку со своей совестью. Татьяна – обаятельная личность, и этой личности чуждо светское общество: она замечает фальшь, которая царит в высшем свете. Значит, кокетки с их «клишейным» поведением не психически больные, а Татьяна – больная! Почему же такие несправедливости! Пушкин с любовью описывает Татьяну Ларину, её «милую простоту», характер, силу её чувств, образ мыслей. Про интеллект и глубину своей души Татьяна нигде не говорит: просто она другая. Но не психбольная! Н.Воронцова-Юрьева утверждает, что Татьяна не заполнена никаким делом, так она же не крестьянка, чтобы работать! Может быть, Татьяна занималась каким-нибудь делом, только автор об этом не говорит, так как не это важно в ее образе! Пушкин не о Матрене Тимофеевне рассказывает, а о романтической девушке. И генерал, живущий с Татьяной, счастлив. А он-то умен. И за какие-то качества ее все (и старые, и молодые) уважают. Я считаю, что автор статьи в корне неправа. №11 Роман Пушкина «Евгений Онегин», наверно, самый любимый роман всех русских. А Татьяна, это прекрасная чувственная девушка, любимая героиня всех женщин. Прочитав статью «Несколько штрихов к портрету», я была страшно разгневана. Как столь прекрасное дитя могли обвинить в болезненности? Как могли поставить ей такой «диагноз»: психически больная? Давайте смотреть на вещи здраво! Татьяна не была похожа ни на одну из сверстниц, у нее была тонкая душа. Постойте! Но ведь тогда получается, что Оленька Мещерская больна, Григорий Печорин болен, Илья Обломов болен, да практически все герои русской литературы больны! Татьяна любила книги и романтические истории. И что?! Все мы в детстве (особенно девочки) увлекаемся любовными историями, наше воображение играет, придумывая различные истории, оно уносит нас в сказочный взрослый мир, с которым нам придется столкнуться. Психологи считают, что это очень полезно, так как мы развиваем свои способности, учимся жизни, развиваем воображение и абстрактное мышление. Мечтая, мы ставим перед собой какую-нибудь цель и стремимся выполнить ее, а достичь этой цели можно лишь (как считают некоторые психологи) с помощью мечты. А целеустремленность важное качество. Самая прекрасная и чувственная часть романа – это письмо Татьяны к Онегину, которое «представляет собой цепь реминисценций в первую очередь из текстов французской литературы». Даже мы в своей речи употребляем больше штампов, чем Татьяна! А что говорить о влюбленной молодой девушке, которая впервые испытывает такое светлое и необычное чувство и еще не может выразить своих переживаний и эмоций. И, конечно же, Татьяне хочется наполнить свое письмо незабываемым прекрасным содержанием, а учителями являются те самые французские романы. Мечта – не болезнь, а мечтать не запрещено. Мечта – это дар божий! №12 Н. Воронцова-Юрьева настаивает на том, что Татьяна Ларина – психически больной человек. Я полностью не согласна с этим утверждением. Героиня – неординарная натура. Она, и правда, с самого детства пристрастилась к романам. Но понимать буквально строки А.С.Пушкина: «они ей заменили всё», - не стоит. Она чувствует красоту русской природы, ей дороги простонародные обычаи. Татьяна была девушкой естественной, смелой, самостоятельной. Полюбив, она первая делает важный шаг: пишет Евгению любовное письмо, в котором раскрывает все свои мысли и мечты. Она не боится рассказать о своих чувствах Онегину, потому что действительно очень влюблена в него. По моему мнению, ее смелый шаг навстречу любви достоин внимания и восхищения. К сожалению, этот поступок не был оценен Онегиным. Но именно в этом и заключается сильная сторона Татьяны: она сумела пережить безответную любовь, поняла, что Евгений ее не достоин. Упрекать Татьяну в завышенной самооценке тоже не правомерно. Большинство девушек в возрасте Татьяны уверены, что их никто не понимает. Это же не говорит о том, что они психически не здоровы. Это обычная влюбленность, которая «затуманивает» им головы. То же самое происходит и с Татьяной. Значит, она вовсе не больна, это всего лишь проявление чувств любви. Я полностью не согласна с утверждениями Н. Воронцовой-Юрьевой, они не верны. Татьяна предстает перед нами совсем в другом образе, все ее поступки естественны, что я и попыталась доказать. №13 В статье Н.Воронцовой-Юрьевой «Татьяна Ларина как объект психиатрии», по моему мнению, есть очень много таких фактов и высказываний, с которыми я бы поспорила. Во-первых, я не считаю Татьяна Ларину человеком психически-нездоровым. Скорее она - типичная девушка того времени, воспитанная на любовных романах. Романы – часть ее жизни; их сюжеты – идеальная жизненная модель, которой Татьяне хотелось бы придерживаться. Каждая женщина, не исключая и самой Лариной, нуждается в любви. Но Татьяна Ларина – тип романтический, поэтому любовь в ее представлении должна сопровождаться яркими чувствами и эмоциями; красивыми и трогающими за душу выражениями. Тот факт, что письмо Лариной Онегину состоит лишь из заимствований, «которые она нахватала из эпистолярных романов тех лет» - вовсе не означает, что Татьяна глупая и не умеет жить своим умом. Просто она хочет, что бы в ее истории любви все было как в сказке, подбирая для выражения своих чувств к Евгению фразы и слова наиболее звучные. И она вовсе не задумывается о том, откуда и кем они были написаны ранее: она – пишет от души. Татьяна Ларина, вопреки мнению автора статьи – не эгоист. Употребляя в письме фразу: "Вообрази: я здесь одна, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна", она, прежде всего, взывает к своему любимому о помощи. И дело вовсе не в том, что Татьяна не считает людей вокруг равными ей по интеллекту, а в том, что всей этой многочисленной массе она предпочитает всего одного человека – свою любовь Евгения. Влюбленность – это потребность быть рядом только с одним человеком. Отсюда и такое «отжудение» Лариной от всех остальных людей; зачем ей целый мир, если нет в нем родственной души. Ведь Татьяна любит не за внешность, Татьяна любит за характер. Да, возможно Татьяна Ларина и перенимает книжную модель поведения, ведь она знает о взаимоотношениях мужчины и женщины только «понаслышке». Если всё детство она проводила, предпочитая общению книги, то естественно, в дальнейшем она будет учиться жить именно по книжным образцам. Следовательно, Татьяна – не психически нездоровый человек, она просто не прошла путь социализации. Я согласна с автором статьи, что между Онегиным и Татьяной есть сходство. Они – мечтатели, они – немного оторваны от мира. Если Татьяну ЕЩЕ не интересует вся эта светская жизнь, то Евгения он не интересует УЖЕ. Оба этих героя, прежде всего, отдают предпочтение духовной красоте, нежели внешней. Евгений при первом «знакомстве» ставит ее (Татьяну) выше, нежели сестру Ольгу за счет скромности и сдержанности. Евгений предстает перед Татьяной человеком умным и благородным. К тому же оба этих героя: и Онегин и Татьяна – люди «с грустинкой» - их взгляд на мир пессимистичен. В целом, статья – это весьма своеобразный взгляд ее автора на произведение «Евгений Онегин». Все мысли хорошо аргументированы, но не со всеми согласна Я.можно так же сказать, что автор очень категоричен в своих суждениях – находя единственный признак отклонения в характере Татьяны от характеров других людей, автор сразу начинает причислять ее ряду психически-нездоровых, не предполагая других причин совершения тех или иных действий. Так же автор статьи категорически отрицает практически все оценки других творческих людей на произведение, признавая при этом только свою собственную позицию. №14

Госпожа Воронцова-Юрьева!

Я к Вам пишу… И не рассчитываю на Ваше внимание и понимание, но все же… Это нужно мне . Вспоминаю, с каким душевным трепетом ожидала я продолжения знакомства с романом «Евгений Онегин» (моя тетя, когда еще я была маленькой, так читала письмо- исповедь Татьяны, что мурашки пробегали по спине)… Я же так боялась, что наши шустрые мальчишки все опошлят своими неуместными смешками! Но Пушкин заворожил нас всех, таких разных! Девочки (причем, самые разные девочки), как и понятно, воображали себя Татьянами. Мальчики пытались осмыслить состояние Онегина, который («на полном серьезе»!) говорил: «… чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я»… И, видимо, небезуспешно: этим летом я получила от одноклассника, вряд ли прочитавшего десяток книг, записку- цитату… Вы же пытаетесь потушить свет в наших душах, умело зажженный великим поэтом. А мы уже поверили Пушкину и учимся жить по его законам: не проклинать того, кто – увы! - не разделяет наших чувств, а найти в себе силы, чтоб сказать «дай вам Бог любимой (любимым) быть другим»… При чтении Вашего опуса (простите за резкость!) сначала – оторопь, затем – ужас (автор-то женщина!), и все время в голове строки: «Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью»… И это «с тобой» - яркое свидетельство того, что Ваша попытка уничтожить то светлое, что есть в наших душах, не удалась. Читаю статью еще раз и вижу: написана она Вами «эпатажу ради». Однако вряд ли найдет сочувствующих. Оттолкнет и Ваш едкий, саркастичный тон, и всезнайство: все-то Вы знаете, обо всем-то Вы читали! А уж от признанных авторитетов Вы вообще не оставляете камня на камне: статьи Белинского не что иное как «байки»; ни этот критик, ни Писарев так и «не подошли вплотную к пониманию характера Татьяны»; Лотман «не делает правильных выводов»; известный знаток поэзии Гуковский не сумел «заметить истину» и вслед за Достоевским (!!!) ошибочно назвал героиню «милым идеалом, бедной Таней»… Да, Вы оригинальны: никто кроме Вас не воспринимает Татьяну как психически больного человека, как объект психиатрии. (Еле сдерживаюсь, чтобы не провести само собой напрашивающуюся параллель…) Но привычка, воспитанная моими родителями во мне с детства – не навешивать ярлыков сразу, а попытаться понять, во имя чего действует тот или иной человек, – заставляет меня предположить следующее. Может быть, эта Ваша «пощечина общественному вкусу» и написана для того, чтобы всколыхнуть публику, отвлечь ее от бесконечного мира фэнтези, в который нас так старательно погружают современные деятели от искусства.? Попытка заставить размышлять о Вечном, о Главном? Вызвали, так сказать, огонь на себя? Тогда не остается ничего, как поблагодарить Вас и … выразить Вам свое сочувствие: стрел в Вас полетит приличненько… А вы ведь все-таки женщина! Терпения Вам, Наталья! №15 Я ознакомилась с фрагментом статьи Н Воронцовой-Юрьевой «Татьяна Ларина как объект психиатрии», и хочу с ней согласиться. Белинский считал создание образа Татьяны Лариной, истиной русской женщины подвигом поэта. Это прежде всего высота ее нравственности, ее душевная красота в сочетании с глубиной внутреннего мира, это естественность, отсутствие всякой фальши в поведении, это цельность натуры, т. е. отсутствие болезненных противоречий между решением (словом) и поступком (делом). Татьяна из тех «однолюбок», для которых любовь может быть или великим счастьем, или великим несчастьем. В Онегине она сердцем, а не умом, сразу же почувствовала родную душу. Пожалуй самое главное в характере и поведении Татьяны – это ее нравственное чувство долга; ответственность перед своей совестью берет верх над чувством любви. Она не может быть счастливой, принеся несчастье другому человеку, своему мужу, который «в сраженьях изувечен», гордится ею, доверяет ей. Татьяна не эгоичтична, она высокоморальна. Она говорит Онегину, что раньше она «лучше, кажется была». Но это не так. Духовная красота Татьяны не исказилась, когда она стала богатой, знатной и признанной в обществе дамой, потому что только нравственный человек может предпочесть исполнение долга долгожданному счастью. Онегин же мне самой показался законченным эгоистом, что в принципе немудрено: отец почти не обращал на него внимания. Трагедия Евгения в том, что, будучи выше окружающих, он не способен им противостоять. Он хочет действовать, но не знает, как. Сословные предрассудки у Онегина настолько сильнее, что он убивает своего друга на дуэли, испугавшись «шепота, хохотни глупцов», сплетен Зарецких. И, наконец, трагедия в том, что, поняв ничтожность окружающего общества, он не может порвать с ним. Он даже не может откликнуться на живое, искреннее чувство Татьяны. №16 Уважаемая Н.Воронцова-Юрьева, оттолкнувшись от строчки: «никто меня не понимает», Вы в чём только не обвинила Татьяну Ларину! Видимо, Вы никогда не любили, не испытывали трудностей подросткового возраста. Увидеть в крике отчаяния юной девушки глупость, высокомерие и презрение мог только извращённый ум. Затем Вы снисходительно простили героине приписанные Вами качества, сославшись на её невменяемость. На чём же основан этот диагноз? В письме использует книжные штампы, значит, не может «это отследить за собой». Но многие произведения «грешат» реминисценциями, тем самым включая текст в диалог культуры, вышивая новые узоры по старой канве. Поступки не самостоятельны? Не способна к сомнению? Первой признаться в любви мужчине – поступок в 19 веке очень даже оригинальный, и продиктован он искренним чувством. А сомнений и в письме, и в её попытке разгадать сущность Онегина предостаточно. Не занята ничем? Однако напряжённую духовную жизнь вряд ли можно назвать бездельем. А гениальность Татьяны в её цельности, душевной чистоте, верности, естественности, неиспорченности светом. Не зря восхищались этим образом Белинский, Достоевский, Гуковский и многие другие. Возможно, не стоит проявлять высокомерие и нужно (воспользуюсь Вашим выражением) «снизойти до чужого ума». №17 Ознакомившись со статьёй Андрея Кураева «Обрадует ли вечность с Маргаритой?», я не смогла согласиться с его точкой зрения. Автор подвергает сомнению милосердие Маргариты. Но вспомните, Маргарита имела право только на одно желание. И она просит не за себя, а за Фриду. И неважно, что сама героиня говорит Воланду о своём поступке. Важно, что она жертвует своим счастьем, ради облегчения мук грешницы. А. Кураев обращает внимание на ведьмовское косоглазие Маргариты. Однако красота внешняя и красота души далеко не всегда идут рука об руку. «Светлые мадонны русской классики» не были безупречно красивы. Да и трудно представить ангельский лик на балу у сатаны. Кураев говорит о том, что Маргарита мстит совершенно незнакомым людям. И это не так: она мстит обидчикам Мастера. Автор сомневается в верной любви Маргариты, называет её блудливой ведьмой. Но что, кроме любви, заставило её заключить сделку с дьяволом и провести ночь на балу среди "тысячи висельников и убийц"? Да и обвинения в неверности касаются либо времени, когда героиня ещё не встретила Мастера, либо времени, когда он пропал и жизнь Маргариты потеряла смысл, вот почему она говорит: «в этом ловеласе нет ничего дурного». Упоминаемые автором сравнения («как /.../убийца /.../ финский нож») отражают лишь неожиданность и поражающую силу возникшего чувства. В отношениях влюблённых царит гармония. Ничего не свидетельствует в пользу того, что они «будут резать друг друга своей «любовью» И конечно, Маргарита - муза. Роман Мастера - плод их любви. Насильственно разлучённый с ней, Мастер не сможет дальше творить. Я уверена, что вечность с такой любящей, верной, милосердной женщиной не может не обрадовать Мастера. №18 «Татьяна Ларина как объект психиатрии» - вызывающее и, на первый взгляд, абсурдное название статьи. Как Татьяна Ларина может быть объектом психиатрии? Это же «апофеоза русской женщины»! Исключительная девушка, одаренная страстным сердцем, с младенчески чистой душой. Или все же по-французски сентиментальная, не по-русски искусственная и живущая «бульварной» литературой бездельница, какой показывает нам Татьяну автор статьи Н. Воронцова-Юрьева? По ее мнению, белинские были не правы – Татьяна либо очень глупа, либо очень больна. Во многом с Воронцовой-Юрьевой можно согласиться. Действительно, Татьяне пропеты слишком пафосные оды. Рядом с «бесплодным» Онегиным она смотрится не лучше (а по-моему, так и вовсе ему уступает). Да, Евгений в первых главах – эгоист, неспособный на перерождение, но это его истинное лицо, а не маска, взятая из романа. Масками героинь беллетристики увлекается как раз Татьяна. Критик очень точно подметила: «Она постоянно пребывает в полной уверенности, что раз так написано в книжке, значит именно так и происходит в реальности». Уход от жизни в мир книжных love-stories указывает на нездоровое психическое состояние героини-интраверта. Белинский увидел в этом признак исключительности героини, а по мне – это не более как банальный стереотип: каждая вторая девушка той эпохи жила сентиментальными романами, примеряя на себя чувствительные образы их героинь (вспомним хотя бы Софью Фамусову). Однако чрезмерная самоуверенность автора этой статьи меня отталкивает. Н. Воронцова-Юрьева не просто добавила несколько штрихов к портрету Татьяны Лариной – она опровергла мнение критиков XIX столетия, объявив свою точку зрения единственно правильной. А как же плюрализм мнений? К тому же, на мой взгляд, она пренебрегла самым главным – учетом эпохи. Воронцова-Юрьева смотрит на Татьяну Ларину глазами читателя XXI-ого века, а нужно сначала посмотреть через призму сознания молодых людей пушкинской эпохи. Там, в XIX-ом столетии, ее глупое легковерие, ее игра в героинь французских романов, ее излишняя мечтательность и наивность считались идеалом русской барышни, сродни нашему «90-60-90». №19 Неужели Татьяна Ларина может являться объектом психиатрии? До настоящего времени мне и в голову не приходило представить Татьяну Ларину пациенткой психиатрической клиники. Разве что обратиться может она туда сама – по собственному желанию. Вообрази, я здесь одна, Никто меня не понимает … Такими строками (из письма Татьяны Евгению Онегину) можно охарактеризовать отношение автора данной статьи к нашей героине, ее оценку Татьяны. Многократно повторюсь, если начну перечислять все те качества, которыми Татьяну наделил автор: простота, доверчивость, искренность, нравственность (что не так уж и маловажно для девушки), душевность. А почему бы и не считать её письмо Евгению «художественным проявлением искренности»? Не любая девушка из современного общества решится на такой шаг. А может, Татьяне надо обратиться к врачу из-за любви к французским романам? – Но и это тоже не будет причиной к такому действию. Неужели никто из нас, читая книги, не переживает за героев? Рискну предположить, что многие из читателей «примеряют» костюмы героев на себя, да что там костюмы - целые истории жизни. А иначе зачем нам дано воображение? Конечно, чтобы им пользоваться. Соглашусь только с одним: гениальность Татьяны – это что-то неестественное. Она не являлась гением ни слова, ни каких-то открытий или событий, она просто умна и начитанна. Если посмотреть с другой стороны, то Татьяна и Онегин – это яркая взаимосвязь, драматическая история любви. Это чувства, которые не остыли на протяжении столького времени! Ошибка была допущена лишь в одном… Молодость даётся всего один раз в жизни, повторить её невозможно, поэтому не надо бояться быть безрассудными, идти в какой-то мере на поводу у своих чувств, совершать необдуманные поступки. Увы, Татьяна (к тому времени уже замужняя женщина) решила сохранить верность своему супругу, а любовь к Онегину скрыть в душе. А что же сам герой? Он слишком поздно открыл, что то были настоящие чувства. Лишь за это и стоит винить героев, и психиатру тут делать нечего. №20 По словам Н. Воронцовой-Юрьевой, Татьяна Ларина – психически больной человек, не способный на искренние чувства, который копирует эмоции из романов. Я полностью не согласна с мнением автора, Татьяна, “милый идеал” Пушкина, полна искренности, чистоты, непосредственности. Пушкин не случайно дал контрастное сопоставление двух сестер, чтобы показать коренное отличие Татьяны от ветреной Ольги, её одиночество, в котором она с трогательной доверчивостью призналась Онегину: “Вообрази, я здесь одна, Никто меня не понимает ”. Несмотря на увлечение иностранной литературой, Татьяна, в отличие от Онегина и Ленского, всегда была связана со всем русским, родным. В ней нет лукавого кокетства, сентиментальной чувственности героинь книг. Её чувства естественны и безупречны. Она проявляет смелость, нарушая традиционные правила для девушек, и первая признается в любви в письме к Онегину: “Ты в сновиденьях мне являлся Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался…” И наконец, в сцене последнего свидания с Онегиным раскрывается её высокие душевные качества: высокая нравственная сила, верность долгу, честность, решительность. Да, она по-прежнему любит Онегина, но цельная её натура, воспитанная на традициях народной нравственности, не позволяет ей строить свое счастье на горе другого человека. В её борьбе чувств и долга побеждает долг: “ Я вас люблю (к чему лукавить?), Но я другому отдана, Я буду век ему верна” . Вот истинная гордость, вечная верность. Татьяна выступает в романе как символ верности, доброты, любви. Героиня романа "Евгений Онегин" своим богатым внутренним миром оказывает серьезное воздействие на современное поколение. И хотя прошло много лет со дня создания романа, черты характера Татьяны Лариной ценятся и в наше время и будут цениться всегда. Все эти душевные качества Татьяны Лариной отчетливо доказывают, что героиня романа “ Евгений Онегин” не могла быть психически больным человеком. №21 Я совершенно не согласна с мнением Н. Воронцовой-Юрьевой по поводу Татьяны Лариной. Героиня с первого знакомства пленяет читателя своей душевной красотой и чистотой души, цельностью, отсутствием жеманства, лукавства, кокетства, притворства, того искусственного налета, который получали девушки, воспитанные в свете. Она излучает искренность, непосредственность. Татьяна Ларина – натура поэтическая. Татьяна много читает, мечтает о будущем, представляя себя той или иной героиней романа. Я согласна, что это достаточно легкомысленно, но она еще так молода, и так поступают все юные читательницы. Ей не хватает жизненного опыта и героиня пытается получить его из «литературных» трагедий. Н. Воронцова-Юрьева обвиняет Татьяну в презрительном отношении к людям. Просто ей неинтересно с теми, с кем она живет. Но это не значит, что Татьяна презрительно к ним относится. Все люди разные: кто любит в куклы играть, а кто любит читать, но нельзя сказать, что кто-то из них лучше, а кто-то хуже.) Автор статьи считает героиню психически нездоровой девушкой, поскольку «все ее письмо напичкано клише». Когда любишь, плохо работает разум. Не зря говорят, что влюбленные сходят с ума. Но это совсем не значит, что они становятся психически больными. Татьяна не побоялась о своих чувствах сказать, так будет ли она бояться разоблачения в том, что воспользовалась книжным языком! Татьяна Ларина, полюбив, не бросилась в разврат. Именно поэтому «ее страсть простодушна, а душа младенчески чиста». Разве такую девушку можно назвать высокомерной, психически нездоровой, невменяемой, глупой, духовно пустой?! И сам А. С. Пушкин с любовью относится к героине, восхищается ее внешностью, силой чувств, «милой простотой». На многих страницах невольно признается «…я так люблю Татьяну милую мою!». Но в то же время не призывает читателей также относиться к своей героине.