Экономист из Кембриджа Ха-Джун Чанг в занимательной и доступной форме объясняет, как на самом деле работает мировая экономика. Автор предлагает читателю идеи, которых не найдешь в учебниках по экономике, и делает это с глубоким знанием истории, остроумием и легким пренебрежением к традиционным экономическим концепциям. Ранее я опубликовал саммари на книгу этого автора .
Мне очень нравятся книги по экономике, но, к сожалению, раздел блога не пользуется популярностью. Любопытно, что автор также подчеркивает в Прологе, что люди редко демонстрируют интерес к экономике.
Ха-Джун Чанг. Как устроена экономика. – М.: Манн, Иванов и Фербер , 2015. – 304 с.
Скачать конспект (краткое содержание) в формате или
Пролог. ЗАЧЕМ НУЖНО РАЗБИРАТЬСЯ В ЭКОНОМИКЕ
Когда дело касается экономики, многие люди не демонстрируют интереса. Такое странное положение сложилось потому, что люди поверили - особенно в последние несколько десятилетий, - будто экономика такая же наука, как физика или химия, и в ней на все вопросы есть только один правильный ответ. Поэтому неспециалисты должны просто принять на веру мнение профессионалов и перестать забивать себе голову слишком сложными вопросами. Читая эту книгу, вы поймете, что экономическая теория никогда не станет наукой в том смысле, какой мы подразумеваем, говоря о физике или химии. Существует множество различных школ экономической теории, каждая из которых подчеркивает различные аспекты сложной реальности, высказывая различные этические и политические оценочные суждения и делая на их основе те или иные выводы. Кроме того, ни одна из школ экономической теории еще ни разу не сумела предсказать реальное развитие событий даже в тех областях, на которые ориентирована, не в последнюю очередь потому, что у людей есть собственные желания - в отличие от молекул или физических объектов.
А раз в экономике не существует единственного правильного ответа, следовательно, нельзя отдать ее на откуп одним только специалистам. Таким образом, каждый ответственный гражданин должен хоть что-нибудь знать об экономике.
Глава 1. ЖИЗНЬ, ВСЕЛЕННАЯ И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ: ЧТО ТАКОЕ ЭКОНОМИКА
Стандартное неоклассическое определение экономикс, вариации которого используются до сих пор, было дано в 1932 году в книге Лайонела Роббинса «Эссе о природе и значении экономической науки». В своей работе Роббинс определяет экономикс как «науку, которая изучает поведение человека с точки зрения отношений между его целями и ограниченными средствами, допускающими альтернативное использование».
С этой точки зрения экономика больше характеризуется своим теоретическим подходом, а не предметом исследования. Она представляет собой науку о рациональном выборе, то есть о выборе, сделанном на основе целенаправленного систематического расчета максимально возможных результатов при условии использования неизбежно скудных средств. Предметом расчета бывает все что угодно: брак, рождение детей, преступления или наркомания (как однажды написал Гэри Беккер, известный чикагский экономист и обладатель Нобелевской премии по экономике 1992 года), - а не только «экономические» вопросы, которыми неэкономисты могут считать рабочие места, деньги или международную торговлю. Назвав свою книгу The Economic Approach to Human Behaviour (), опубликованную в 1976 году, Беккер тем самым без лишней шумихи объявил, что экономика действительно касается всего.
Глава 2. ОТ БУЛАВКИ ДО PIN -КОДА: КАПИТАЛИЗМ 1776-го и 2014 гг.
Адам Смит (1723–1790) утверждал, что основной источник увеличения богатства заключается в повышении производительности за счет большего разделения труда , то есть разбиения производственного процесса на мелкие специализированные операции.
За время, прошедшее с эпохи Адама Смита до наших дней, изменились не только технологии или способы производства. Субъекты экономической деятельности - или люди, связанные с экономической деятельностью, - и экономические институты - или правила, определяющие организацию производственной и другой экономической деятельности, - тоже прошли через коренные преобразования.
Капитализм – это экономика, в которой производство организовано ради получения максимальной прибыли, а не для собственного потребления (как в натуральном хозяйстве, в условиях которого вы выращиваете еду только для себя) и не по политическим обязательствам (как в феодальных обществах и социалистическом хозяйстве, где политические власти, соответственно аристократы и органы центрального планирования, диктуют, что производить).
Глава 3. КАК МЫ ЗДЕСЬ ОКАЗАЛИСЬ? КРАТКАЯ ИСТОРИЯ КАПИТАЛИЗМА
Какое определение истории? Это просто одно чертово событие за другим.
Алан Беннетт. Любители истории
История влияет на настоящее потому, что она сообщает о решениях людей. Многие политические рекомендации подкреплены историческими примерами, потому что нет ничего более эффективного для убеждения людей, чем наглядные примеры из реальной жизни, успешные или неудачные. Например, те, кто пропагандирует свободную торговлю, всегда отмечают, что Великобритания, а затем и США стали мировыми экономическими сверхдержавами именно благодаря ей. Если бы они поняли, что их версия истории не соответствует истине, они бы не чувствовали себя столь уверенно, давая свои политические рекомендации. Им также было бы сложнее убеждать других.
Помимо этого, история заставляет нас усомниться в некоторых предположениях, принимаемых как должное. Когда вы узнаете, что передовые капиталистические страны развивались быстрее всего в истории между 1950-ми и 1970-ми годами, когда действовало множество ограничивающих правил и высоких налогов, у вас сразу же появится скептическое отношение к утверждению, что стимулирование роста требует сокращения налогов и устранения бюрократических препон.
История полезна для осознания ограниченности экономической теории. Мы должны обращаться к истории, потому что у нас есть моральный долг по мере возможности избежать экспериментов на живых людях.
Принято считать, что Великобритания и США лидировали среди других государств, потому что первыми приняли свободный рынок и свободную торговлю. Однако, начиная с Генриха VII (1485–1509) монархи династии Тюдор посредством государственного вмешательства способствовали развитию в стране шерстяной текстильной промышленности. Вмешательство со стороны правительства Великобритании было усилено в 1721 году, когда Роберт Уолпол, первый премьер-министр этой страны, обеспечивал таможенную защиту и субсидии для «стратегически важных» отраслей промышленности. Отчасти благодаря программе Уолпола во второй половине XVIII века Великобритания начала продвигаться вперед. К 1770 году она настолько явно опережала другие страны, что Адам Смит не видел необходимости в протекционизме и других формах государственного вмешательства для помощи британским производителям. Тем не менее прошло почти столетие со времени выхода книги Смита, прежде чем Великобритания полностью перешла на свободную торговлю (это случилось в 1860 году), когда ее промышленное превосходство стало бесспорным. В то время на нее приходилось 20% общемирового объема обрабатывающей промышленности (по состоянию на 1860 год) и 46% торговли промышленными товарами (по состоянию на 1870 год), несмотря на то что население страны составляло всего 2,5% населения всего земного шара; для сравнения, сегодня соответствующие показатели для Китая составляют 15% и 14%, хотя в этой стране проживает 19% населения Земли.
В США ситуация развивалась еще более интересно. К 1830-м страна могла похвастаться самыми высокими таможенными пошлинами на промышленные товары в мире - этот статус она (почти без перерывов) удерживала в течение следующих ста лет, до начала Второй мировой войны. В первой половине того века наряду с рабством и федерализмом протекционизм оставался постоянным яблоком раздора между промышленным Севером и аграрным Югом. Вопрос был окончательно решен после Гражданской войны (1861–1865), которую выиграли северяне. Их победа оказалась не случайной. Север взял верх именно потому, что уже полвека развивал обрабатывающую промышленность за стеной протекционизма. Персонаж классического романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» Ретт Батлер говорит своим соотечественникам с Юга, что янки выиграют войну, потому что у них есть фабрики, литейные предприятия, верфи, железные и угольные шахты - все то, чего нет у южан.
Свободная торговля сильнее всего распространилась на периферии капитализма - в странах Латинской Америки и Азии. Колонизация была наиболее очевидным путем для распространения «несвободной свободной торговли», но даже тем многим странам, которым посчастливилось не стать колониями, тоже пришлось принять ее. Методами «дипломатии канонерок» их вынудили подписать неравноправные договоры. Невозможность защищать и отстаивать молодые отрасли своей промышленности значительно способствовала экономическому регрессу стран Азии и Латинской Америки в тот период: там наблюдался отрицательный рост дохода на душу населения (со скоростью –0,1% и –0,04% в год соответственно).
В период своего пика капитализм приобрел основную институциональную структуру, которая существует и сегодня; в нее входят общества с ограниченной ответственностью, законодательство о банкротстве, центральный банк, система социального обеспечения, трудовое законодательство и многое другое. Эти институциональные сдвиги произошли в основном из-за изменений в базовых технологиях и политике.
Позиция золотой середины: лучше всего капитализм работает при соответствующем государственном регулировании.
В начале 1980-х, сталкиваясь с экономическими кризисами, развивающиеся страны вынуждены были обратиться к Бреттон-Вудским учреждениям (МВФ и Всемирному банку). Те поставили условие: страны-заемщики обязаны были реализовать программу структурных реформ (ПСР), которая требовала снижения роли государства в экономике за счет уменьшения бюджета, приватизации государственных предприятий и сокращения требований, особенно в области международной торговли. Результаты ПСР всех разочаровали, если не сказать хуже. Несмотря на осуществление необходимых «структурных» реформ, в большинстве стран в 1980-х и 1990-х годах произошло резкое замедление экономического роста. Темпы увеличения доходов на душу населения в Латинской Америке (в том числе в странах Карибского бассейна) рухнули с 3,1% в 1960-1980-х до 0,3% в 1980-2000-х.
С середины 1990-х идея глобализации стала определяющей концепцией времени. Это случилось благодаря технологическим революциям в коммуникациях (интернет) и в транспортной сфере (авиация, контейнерные перевозки), которые привели к «смерти расстояния». По словам сторонников глобализации, теперь у государств не было другого выхода, кроме как принять новую реальность и полностью открыться для международной торговли и инвестиций, одновременно проводя либерализацию своей внутренней экономики. Над теми, кто сопротивлялся этой неизбежности, насмехались, называя их «современными луддитами», мечтающими возвратить давно ушедшие времена и повернуть вспять технический прогресс (см. выше). Названия книг The Borderless World («Мир без границ»), и One World, Ready or Not («Единый мир, готовы мы к нему или нет») хорошо характеризуют суть этого нового дискурса.
Глава 4. ПУСТЬ РАСЦВЕТАЮТ СТО ЦВЕТОВ: КАК «ДЕЛАТЬ» ЭКОНОМИКУ
Вопреки тому, в чем пытаются всех убедить большинство экономистов, существует не только одно направление экономики - неоклассическое. В этой главе я познакомлю вас с еще как минимум девятью направлениями. Вместе с тем, надо понимать, что прогностические возможности любой науки, предмет изучения которой - люди, достаточно скромны. В отличие от естественных наук, экономика включает в себя оценочные суждения.
Классическая школа. С помощью конкуренции рынок держит всех производителей в состоянии боевой готовности, поэтому оставьте его в покое. Школа возникла в конце XVIII века и господствовала до конца XIX века. Ее основатель - Адам Смит. Идеи Смита получили дальнейшее развитие в начале XIX века у трех современников: Давида Рикардо (1772–1823), Жана-Батиста Сэя (1767–1832) и Роберта Мальтуса (1766–1834).
Классическая школа отвергала любые попытки со стороны правительства ограничить свободный рынок, например, с помощью протекционизма или регулирования. Рикардо разработал новый подход к международной торговле, известный как теория .
Неоклассическая школа. Люди знают, что делают, поэтому оставьте их в покое - за исключением случаев сбоя в работе рынков. Неоклассическая школа родилась в 1870-х годах из работ Уильяма Джевонса (1835–1882) и Леона Вальраса (1834–1910). После публикации «Принципов экономической науки» Альфреда Маршалла в 1890 году неоклассическая школа заняла прочную позицию.
Во времена Маршалла неоклассическим экономистам удалось изменить название дисциплины с традиционной политической экономии на экономическую теорию. Это свидетельствовало о том, что неоклассическая школа хотела, чтобы ее анализ был чистой наукой, лишенной политических (а, следовательно, и этических) факторов, включающих субъективные оценочные суждения. Школа рассматривала экономику как совокупность рациональных и эгоистичных индивидуумов, а не классов, как в классической школе. Неоклассическая школа сместила фокус с производства на потребление и обмен.
Рыночная экономика - есть система, которую лучше оставить в покое, поскольку она имеет склонность возвращаться к равновесию. Важным событием стала разработка теории несостоятельности (провала) рынка, сделанная кембриджским профессором Артуром Пигу в 1920-х. Пигу утверждал, что в некоторых случаях рыночные цены не отражают истинных социальных издержек и выгод. Например, завод загрязняет воздух и воду, потому что те не имеют рыночной цены, следовательно, к ним можно относиться как к бесплатным продуктам. Но в результате такого «перепроизводства» загрязнения окружающая среда будет уничтожена и общество пострадает.
К несчастью, последствия некоторых видов экономической деятельности не имеют цены на рынке и, следовательно, не отражаются в экономических решениях - это явление называется экстерналия. В таком случае правительство могло бы оправданно заставить завод меньше вредить окружающей среде, то есть создать отрицательную экстерналию, с помощью специальных налогов или нормативных положений (например, штрафов за сброс избыточного количества сточных вод).
С учетом этих изменений у неоклассической школы больше не осталось оснований по-прежнему быть приверженной политике свободного рынка. Арсенал неоклассических экономистов, отвергающих политику свободного рынка, с 1980-х годов существенно расширился за счет создания концепции информационной экономики (авторы: Джозеф Стиглиц, Джордж Акерлоф, Майкл Спенс и их последователи). Информационная экономика объясняет, почему асимметричная информация - когда одна из сторон рыночного обмена знает то, чего не знает другая, - приводит к сбоям в работе рынков и даже к их краху (см., например, ). В то же время появились и сторонники, доказывающие неэффективность государственного вмешательства: провал рынка сам по себе нельзя считать оправданием государственного вмешательства, поскольку действия правительства могут оказаться даже менее эффективными, чем деятельность рынка.
Неоклассическую школу критиковали за слишком сильную веру в то, что люди (индивидуумы) эгоистичны и рациональны. Однако слишком многое доказывает, что это не так. В центре внимания неоклассической школы находится обмен и потребление, что заставляет ее пренебрегать сферой производства - большой (и самой важной, по мнению многих других школ) частью экономики. Комментируя этот недостаток, Рональд Коуз, экономист институциональной школы, в своем докладе во время вручения Нобелевской премии в области экономики в 1992 году пренебрежительно охарактеризовал неоклассическую теорию как такую, которая годна только для анализа того, как «одинокие люди обмениваются орехами и ягодами на краю леса».
Марксистская школа. Капитализм - мощное средство экономического прогресса, но он рухнет, как только частная собственность станет препятствием для дальнейшего развития. Марксистская школа унаследовала многие элементы классической. Например, трудовую теорию стоимости. Они также поставили в центр внимания производство. Марксистская школа предусматривала экономическую систему, состоящую из классов, а не отдельных людей.
Маркс и его последователи перенесли понятие классовой структуры общества, предложенное классической школой, на другой уровень. Они рассматривали классовые противоречия как главную движущую силу истории. Распад социалистического блока показал, что марксистская теория, которая учила созданию альтернативы капитализму, была крайне несовершенной.
Девелопменталистская традиция. Полностью доверившись рынку, отсталые страны не смогут развиваться. Теоретические труды по девелопменталистской традиции появились в конце XVI – начале XVII века благодаря экономистам эпохи Возрождения Джованни Ботеро и Антонио Серре, которые подчеркивали необходимость стимулирования производственной деятельности со стороны правительства.
Представителей девелопментализма XVII и XVIII веков, известных как меркантилисты, сегодня обычно изображают так, словно они были ориентированы исключительно на получение положительного сальдо торгового баланса, то есть положительной разницы между экспортом и импортом. Однако на самом деле многие из них были больше заинтересованы в продвижении высокопроизводительной хозяйственной деятельности с помощью принятия соответствующих политических мер.
В своем современном виде девелопменталистская традиция начала развиваться в 1950–1960-х годах; ею занимались такие экономисты, как Саймон Кузнец (1901–1985), Артур Льюис (1915–1991), Гуннар Мюрдаль (1889–1987) и Альберт Хиршман (1915–2012). Самые важные нововведения внес Хиршман, указавший, что некоторые отрасли имеют особенно многочисленные связи (или контакты) с другими отраслями промышленности, иными словами, они покупают - и продают - продукцию у особенно большого числа отраслей. Если правительство определит и целенаправленно будет стимулировать развитие этих отраслей (распространенными примерами служат автомобилестроительная и сталелитейная промышленности), то экономика будет расти энергичнее, чем если оставить все на усмотрение рынка.
Отсутствие согласованной всеобъемлющей теории - один из самых главных недостатков девелопменталистской традиции.
Австрийская школа. Никто не может знать все, поэтому оставьте всех в покое. Приверженцы австрийской школы экономики - еще более ярые сторонники свободного рынка, чем большинство последователей неоклассической школы. Австрийская школа была основана Карлом Менгером (1840–1921) в конце XIX века. Людвиг фон Мизес (1881–1973) и Фридрих фон Хайек (1899–1992) расширили ее влияние за пределы своей родины. В 1944 году Хайек опубликовал ставшую чрезвычайно популярной книгу , которая активно предупреждала об опасности вмешательства государства, ведущего к потере фундаментальной свободы личности.
В австрийской школе рациональность человека считали ограниченной. Мир очень сложный и неопределенный. Никто - даже всесильные чиновники, занимающиеся центральным планированием в социалистических республиках, которые могут запросить любую информацию у кого угодно, - не способен получить все данные, необходимые для управления сложной экономикой. Разнообразные и постоянно меняющиеся планы многочисленных субъектов экономической деятельности, подверженные влиянию непредсказуемых и сложных тенденций мирового развития, могут быть согласованы друг с другом только через спонтанный характер конкурентного рынка.
Абсолютно верно утверждение австрийской школы о том, что для нас, возможно, было бы лучше полагаться на спонтанный характер рыночного порядка, потому что способность людей сознательно создавать порядок ограничена. Однако, разнообразие организационных механизмов в тех или иных капиталистических странах тоже в значительной степени представляет собой результат сознательного конструирования, а не спонтанного возникновения. Кроме того, и сам рыночный порядок имеет преднамеренно созданный, а не спонтанный характер. Даже сами границы рынка неоднократно определялись и перекраивались на основании преднамеренных политических решений - но этот факт австрийская школа не может или даже отказывается принять.
Австрийская позиция против государственного вмешательства слишком бескомпромиссна. По мнению приверженцев школы, любое правительственное вмешательство, за исключением обеспечения прав и порядка, особенно в отношении защиты частной собственности, приведет общество на скользкий путь, к социализму.
Шумпетерианская школа. Капитализм - это мощное средство экономического прогресса, но он сдаст свои позиции, поскольку компании становятся все более крупными и бюрократизированными. Шумпетер разрабатывал идеи Маркса о важности технологического развития в качестве главной силы капитализма. Он утверждал, что капитализм движется вперед за счет инноваций предпринимателей. Инновации дают успешным бизнесменам временные монополии на соответствующих рынках, что позволяет им заработать исключительную прибыль, которую он назвал предпринимательской прибылью. Со временем их конкуренты начинают копировать инновации, снижая общий доход до «нормального» уровня.
Шумпетер оказался провидцем. Упадок таких гигантов, как IBM и General Motors, или исчезновение компании Kodak, которая на пике развития занимала лидирующую позицию в своей отрасли, демонстрирует силу конкуренции за счет инноваций.
Шумпетер не был настроен оптимистично в отношении будущего капитализма. Шумпетерианскую школу можно подвергнуть критике за чрезмерное акцентирование внимания на технологиях и инновациях и за некоторое пренебрежение остальными экономическими вопросами, такими как труд, финансы и макроэкономика.
Кейнсианская школа. То, что хорошо для людей, необязательно так же хорошо для экономики в целом. Джон Мейнард Кейнс (1883–1946), пожалуй, самый влиятельный экономист XX века. Он дал новое определение предмету, открыв область макроэкономики, которая занимается анализом экономики вообще, как единого целого, которое отличается от суммы всех слагаемых. До Кейнса большинство соглашалось с мнением Адама Смита: «Что считается разумным в рамках любой семьи, может быть редкой глупостью в масштабах королевства».
Кейнс исходил из очевидного наблюдения, что экономика потребляет не все, производимое ею. Если исходить из предположения, что все произведенные продукты должны быть проданы, а все имеющиеся ресурсы (в том числе труд рабочих) - задействованы (это называется полной занятостью), то разницу между объемом производства и объемом потребления, то есть сбережения, следует инвестировать. К сожалению, нет никакой гарантии, что сбережения окажутся равны инвестициям. Дело в том, что инвестиции, отдача от которых приходит не сразу, зависят от того, чего ждет инвестор от будущего. В свою очередь, этими ожиданиями движут психологические факторы, а не рациональный расчет, потому что будущее полно неопределенности.
Наверное, лучшее объяснение концепции неопределенности дал, как это ни удивительно, Дональд Рамсфельд, министр обороны в правительстве Джорджа Буша-младшего: «Есть переменные, о существовании и динамике которых мы знаем; есть переменные, о существовании которых мы знаем, но не знаем их динамики; и наконец, существуют переменные, о которых мы не знаем ничего, включая даже сам факт их существования, - это неизвестные». Идея о «неизвестных» удачно резюмирует концепцию неопределенности Кейнса.
По утверждению Кейнса, для достижения полной занятости правительство должно активно использовать свои расходы, чтобы поддерживать уровень спроса. Кейнсианская школа создала экономическую теорию, которая больше подходила для развитой капиталистической экономики в XX веке, чем теория классической или неоклассической школ. Кейнсианская школа справедливо подчеркивает ключевую роль финансов в современном капитализме. Классическая школа не уделяла большого внимания финансовым отношениям, поскольку развивалась во времена, когда финансовый рынок был примитивным. Неоклассическая теория появилась в мире, уже достаточно похожем на тот, в каком жил Кейнс, но, учитывая ее нежелание признать неопределенность, деньги не имели в ней большого значения. В отличие от этих школ, в кейнсианской теории финансовые отношения играют ключевую роль, поэтому она оказалась очень полезна для нас, потому что, в частности, позволила понять такие события, как Великая депрессия 1929-го и мировой финансовый кризис 2008 года.
Нацеленность на краткосрочные макроэкономические переменные сделали кейнсианскую школу достаточно слабой с точки зрения объяснения долгосрочных вопросов, таких как технический прогресс и институциональные изменения.
Институциональная школа. Люди - это продукт собственного общества, даже если они способны изменить его правила. В конце XIX века группа американских экономистов поставила под сомнение учения доминирующих в то время классической и неоклассической школ из-за приуменьшения или даже игнорирования ими социальной природы людей, то есть того факта, что они продукт своего общества. Эти экономисты утверждали, что мы должны проанализировать институты, или социальные правила, оказывающие влияние на людей и даже формирующие их.
Торстейн Веблен (1857–1929) утверждал, что за любым поведением человека стоит множество мотивов - инстинкт, привычка, убеждение - и только после этого рациональный мотив. Веблен также подчеркивал, что человеческая рациональность формируется социальной средой, состоящей из институтов: формальных (например, законов и внутренних правил компаний) и неформальных (социальных обычаев, соглашений в деловых отношениях).
После 1960-х годов институциональная школа пришла в упадок. Она не могла в полной мере теоретически обосновать разнообразные механизмы, посредством которых возникают, существуют и изменяются сами институты, потому что рассматривала их только как результаты формальных коллективных решений (например, законодательства) или продукты истории (например, культурные нормы). А институты способны появляться на свет и другими путями. Например, как спонтанный порядок, формирующийся в ходе взаимодействий рациональных индивидуумов (австрийская школа).
В 1980-х группа экономистов, придерживающихся неоклассического и австрийского учений и возглавляемая Дугласом Нортом, Рональдом Коузом и Оливером Уильямсоном, организовала новую школу, известную под названием новой институциональной школы. Неоинституционализм стал анализировать, как появляются институты на основе осознанного выбора людей. Ключевым понятием неоинституционализма стали трансакционные издержки, определяемые как «стоимость эксплуатации экономической системы», которая включает в себя расходы на проведение обмена на рынке, а также связанные с этим затраты по обеспечению договора после завершения обмена. Трансакционные издержки включают в себя стоимость охраны от краж, эксплуатацию судебной системы и даже контроль рабочих на заводах, чтобы они вкладывали в работу максимально возможное количество усилий согласно контракту.
Рыночные сделки часто бывают слишком дорогими из-за высокой стоимости информации и обеспечения исполнения контрактов. В таких случаях гораздо эффективнее получается сделать все посредством иерархических команд внутри компании.
Бихевиоризм. Мы недостаточно умны, поэтому должны сознательно ограничивать свою свободу выбора с помощью правил. Бихевиоризм пытался моделировать истинное поведение людей, отвергая доминирующее неоклассическое предположение, будто люди всегда действуют рационально и эгоистично. Школа получила известность благодаря своей теории поведенческих финансов и экспериментальной экономике. Но ее истоки можно проследить в 1940–1950-х годах, особенно в работах Герберта Саймона (1916–2001), лауреата Нобелевской премии в области экономики 1978 года.
Основная идея Саймона строилась на концепции ограниченной рациональности. Он критиковал неоклассическую школу за предположение о том, что люди обладают неограниченными возможностями для обработки информации. Саймон не оспаривал мнение об иррациональности человека. По причине ограниченной рациональности мы разрабатываем мыслительные «ярлыки», которые позволяют нам «экономить» умственные способности. Их называют эвристиками (или интуитивным мышлением), и они принимают различные формы: проверенных правил, здравого смысла или экспертной оценки.
Бихевиоризм также предоставляет убедительные аргументы в пользу того, почему такие человеческие качества, как эмоции, верность и справедливость, имеют большое значение - хотя большинство экономистов, особенно сторонники неоклассической и марксистской теорий, никогда не обращали на них внимания. Чрезмерно пристально изучая людей и психологию, бихевиоризм почти не обращал внимания на вопросы технологии и макроэкономики.
Это разнообразие экономических концепций следует сохранить или даже приумножить. Более того, нам нужно, чтобы они опылили друг друга. Различные экономические концепции действительно могут выиграть, обменявшись знаниями, и сделать наше понимание мира экономики богаче.
Когда мы знаем о существовании различных экономических теорий, мы сможем сказать принимающим решения людям, что они не имеют права говорить нам, что «альтернативы не существует». Как только мы узнаем, что экономические теории дают разные рекомендации отчасти потому, что они основаны на различных этических и политических ценностях, мы сможем с уверенностью рассуждать о них с точки зрения того, чем они являются на самом деле, - а именно политическим аргументом, а вовсе не наукой, в которой все четко делится на правильное и неправильное.
Глава 5. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: КТО ТАКИЕ СУБЪЕКТЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ?
Нет высшей власти - короля, папы римского или министра планирования, - которая указывала бы людям, чего они должны хотеть и что производить. Исходя из этого, многие экономисты свободного рынка утверждают, что существует неразрывная связь между свободой выбора отдельных потребителей и их более широкой политической свободой. Известными примерами служит критика социализма Фридрихом фон Хайеком в «Дороге к рабству» и страстная защита системы свободного рынка Милтоном Фридманом в .
Понимая причины привлекательности индивидуалистического подхода к разработке экономической теории, следует признать и его серьезные недостатки. С политической точки зрения, в нем нет четкой взаимосвязи между экономической и политической свободой страны. Многие диктаторские режимы вели политику очень свободного рынка, в то время как многие демократические страны, например, в Скандинавии, имеют низкую экономическую свободу из-за высоких налогов и обилия нормативных актов.
Индивидуалистический подход к экономике стал доминирующим отнюдь не за одни свои интеллектуальные достоинства. Индивидуалистический подход получает намного больше поддержки и одобрения, чем его альтернативы, со стороны тех, кто имеет власть и деньги, а, следовательно, больше влияния.
Герберт Саймон и Джон Гэлбрейт признали индивидуалистический подход устаревшим с конца XIX века. Наиболее важные действия в нашей экономике осуществлялись не индивидуумами, а крупными организациями со сложными внутренними структурами принятия решений: корпорациями, правительствами, профсоюзами и, как это происходит все чаще, международными организациями. Корпоративные решения принимаются иначе, чем индивидуальные. В центре механизма принятия корпоративных решений находятся акционеры. Однако распределение акций среди множества акционеров не дает им реального контроля. Его имеют менеджеры. Такая ситуация известна как разделение прав собственности и контроля. Это создает . Это проблему можно уменьшить, если тесно связать интересы менеджеров с интересами акционеров. Майкл Дженсен и Юджин Фама, лауреат Нобелевской премии в области экономики 2013 года, предложили два основных подхода. Первый заключается в упрощении процедуры поглощения ради того, чтобы менеджеров, не удовлетворяющих акционеров, было легко заменить. Второй подход состоит в выплате большей части зарплат менеджеров в виде акций компаний, на которые они работают (опционов), чтобы заставить их смотреть на вещи с позиций собственника. Идея была кратко сформулирована в виде термина «максимизация стоимости для акционеров», придуманного в 1981 году Джеком Уэлчем, на тот момент СЕО и председателем совета директоров General Electric.
В большинстве современных стран правительство - крупнейший работодатель, на которого в некоторых случаях трудится до 25% национальной рабочей силы. Процесс принятия правительственных решений намного сложнее, чем даже в самых крупных корпорациях с наиболее сложными структурами собственности. При принятии решений даже государства с однопартийной системой правления не могут не принимать во внимание интересы меньшинства. Парламентарии и чиновники лоббируются всевозможными группами, заинтересованными в определенных политических решениях.
Глава 6. СКОЛЬКО ВАМ НАДО? ОБЪЕМ ПРОИЗВОДСТВА, ДОХОД И СЧАСТЬЕ
Любимая мера объема производимой продукции у экономистов - валовой внутренний продукт, или ВВП. Если вычесть износ оборудования из ВВП, мы получим чистый внутренний продукт, или ЧВП. Не все производители выпускают продукцию только в странах, где они зарегистрированы; компании управляют фабриками за рубежом, а люди получают работу в других государствах. Параметр, который измеряет весь выход продукции, произведенной согражданами (включая компании), а не только то, что было выпущено на территории данной страны, называется валовым национальным продуктом, или ВНП.
Однако, существует особый класс нерыночной продукции, ценность которой не учитывается в ВВП. Например, работа по дому, включая приготовление пищи, уборку, присмотр за детьми и пожилыми родственниками и тому подобное. По некоторым оценкам, стоимость работ по дому составляет около 30% ВВП.
Если исключить страны с населением менее полумиллиона человек, самой богатой страной будет Норвегия (рис. 1).
Выбор и измерение показателей в экономике не могут быть столь же объективными, сколь, скажем, в физике или химии. Даже в отношении, казалось бы, самых простых экономических показателей, таких как объем производства и доход, эта задача представляется достаточно сложной. В их состав входит множество оценочных суждений, например, решение включать или не включать работы по дому в статистику объемов производства.
Глава 7. КАК РАСТЕТ ВАШ САД? МИР ПРОИЗВОДСТВА
Экономическое развитие – процесс экономического роста, основанный на увеличении производственных мощностей в стране: ее способности организовывать и, что более важно, преобразовывать свою производственную деятельность. Страны, увеличивающие ВВП исключительно за счет эксплуатации природных ресурсов, не показывают экономического развития.
Технологии - это еще не все; важна также организации работы. Например, сборочная линия, научная организация труда (тейлоризм), бережливой производство. В отличие от экономического роста, экономическое развитие не может быть измерено с помощью одного показателя. Чтобы оказаться применимыми, большинство технологий должны быть воплощены в основном капитале, то есть в оборудовании и сооружениях, например, зданиях, железных дорогах. Таким образом, без крупных инвестиций в основной капитал, технически называемых валовым накоплением основного капитала (ВНОК), экономика не сможет значительно развить свой производственный потенциал. Инвестиционный коэффициент (ВНОК/ВВП) - хороший индикатор ее способности к развитию. Для мира в целом инвестиционный коэффициент составляет около 20–22%. В Китае – это ошеломляющие 45%, наблюдающиеся в течение последних нескольких лет.
Еще один простой, но наглядный индикатор экономического развития страны, особенно для стран с высоким уровнем доходов, - это отношение расходов на научные исследования и разработки к ВВП и его динамика. Средний показатель в ОЭСР составляет 2,3%, несколько стран тратят на данные цели более 3% ВВП. Лидеры – Финляндия и Южная Корея.
В последнее время стало модным утверждение, что производственный сектор больше не имеет такого большого значения, поскольку мы вступили в эпоху постиндустриального общества . На самом деле, роль обрабатывающей промышленности остается значительной.
В докладе Римскому клубу, опубликованному в 1972 году, были представлены результаты моделирования роста человеческой популяции и исчерпания ресурсов. В его основу легли данные, полученные в результате компьютерного моделирования роста потребления ресурсов. Позднее книгу «Пределы роста» по материалам доклада написал коллектив авторов: Донелла Медоуз, Деннис Медоуз, Йорген Рандерс и Уильям Беренс. Там было сказано, что запасы нефти в мире закончатся в 1992 году или около того. Предсказание Клуба оказалось верным. Мы и правда истощили запасы нефти, то есть той нефти, доступ к которой имели с технологиями 1970-х годов. Но мы по-прежнему сжигаем ее в огромных количествах, потому что нашли намного более эффективные способы обнаружения и добычи этого природного ресурса из мест, к которым просто не могли подступиться 40 лет назад.
Глава 8. БЕДА В БАНКЕ FIDELITY FIDUCIARY : ФИНАНСЫ
Банковская деятельность основана на доверии. Для банка давать «ложные» обещания - не проблема. Как правило, одновременно лишь небольшая часть вкладчиков желает вернуть свои деньги, поэтому банку вполне безопасно иметь некоторую сумму наличных (или приравненных к ним ценных бумаг, например, государственных облигаций, которые можно быстро продать), покрывающую лишь часть средств на всех депозитных счетах. Однако если владельца депозитного счета вдруг одолевают сомнения по поводу способности банка вернуть лежащие там средства, у этого человека появляется причина как можно скорее отозвать свои деньги. Если достаточно много держателей депозитов начнут думать и действовать таким образом, может возникнуть паника. Эта ситуация известна как массовое изъятие депозитов .
Классическим решением проблемы доверия является наличие центрального банка, способного печатать деньги по своему желанию, используя монополию в выдаче банкнот (и монет), и одалживать их без ограничения банку, у которого возникли проблемы с доверием. Однако это трюк работает только потому, что проблема доверия - это проблема денежных потоков или того, что называется кризисом ликвидности .
Банк, столкнувшийся со сложностями, владеет активами (кредитами, которые он выдал, купленными им облигациями и прочим), ценность которых превышает его обязательства (депозиты, выпущенные облигации, займы у другого банка). Однако он не может сразу продать эти активы и выполнить все свои обязательства.
Если у банка случается кризис платежеспособности , когда общая стоимость его обязательств превышает его активы, то никакая сумма кредита центрального банка не решит эту проблему. В таком случае банк либо будет признан банкротом, либо потребует государственной санации, которая происходит, когда правительство вводит новый капитал в попавший в беду банк.
Страна также может укрепить доверие к своим банкам через систему страхования вкладов. С такой гарантией вкладчики могут не паниковать и не пытаться забраться свои средства при малейшем снижении уверенности в банках. Это значительно уменьшает вероятность массового изъятия.
К середине XX века передовые развитые страны получили довольно хорошо функционирующую финансовую систему. В ее центре находился банковский сектор. Другими ключевыми элементами были фондовый рынок и рынок облигаций, который можно разделить на рынок государственных и корпоративных облигаций.
Банки бывают коммерческими – кредитующими физических и юридических лиц, и инвестиционными – помогающими компаниям в выпуске и распространении акций и облигаций и торговле ими. В дополнение к продаже акций и облигаций компаний-клиентов инвестиционные банки покупают и продают акции и облигации на собственные средства, надеясь в процессе получить прибыль. Это называется собственными торговыми операциями . С 1980-х и особенно с 1990-х годов инвестиционные банки уделяют все больше внимания созданию и продаже новых финансовых продуктов, таких как продукты секьюритизированной задолженности, и производных финансовых продуктов, или просто деривативов.
Считалось, что все это снижает риск для рассматриваемых финансовых продуктов - сначала с помощью распределения на множество заемщиков (объединение), а затем через умышленное создание зон безопасности в рамках этого объединения (структурирование).
Однако, как ни крути, эти бумаги были основаны на ненадежных активах - на ипотечных займах, выданных людям с нестабильным трудоустройством, или долгах по кредитным картам клиентов с небезупречными финансовыми историями.
В наше время деривативные контракты могут включать все что угодно: продукты (например, рис, масло), финансовые активы (акции, обмен валют), цены (индексы фондового рынка, цены на недвижимость) или даже погоду. Но в самом начале они в основном были связаны с рынками товаров. Классический пример - фермер, выращивающий рис, и торговец, покупающий рис, которые собираются подписать договор о том, что фермер продаст рис торговцу по заранее согласованной цене, когда соберет урожай. Такой тип договора называется форвардным контрактом. Как только контракт заключен, дериватив становится ставкой на реальные вещи, на которых он основан. В нашем примере форвадный контракт на рис становится ставкой на цену риса в будущем.
Деривативы позволяют застраховаться от рисков, но они также создают условия для спекуляций (подробнее см. , ). К 2011 году, по оценкам МВФ, объем всемирного внебиржевого рынка деривативов составлял 648 триллионов долларов в показателях «выдающейся ценности» (то есть общей стоимости «ставок», которая обычно во много раз превышает стоимость соответствующих активов). «Рыночная стоимость» контрактов оценивалась в 27 триллионов долларов - сравните с 110 триллионами долларов всемирных банковских активов и 70 триллионами долларов мирового ВВП (эти цифры на самом деле несопоставимы друг с другом, они даны только для того, чтобы вы осознали масштаб).
Новая финансовая система, возникшая за три последних десятилетия, должна была стать более эффективной и безопасной, чем старая, в которой доминировали бестолковые коммерческие банки, работающие с ограниченным диапазоном финансовых инструментов и неспособные удовлетворить все более разнообразные потребности в финансовых рисках. Считалось, что большая свобода договора повысит вероятность того, что участники финансовых рынков смогут придумать инновационные способы более эффективно оценивать риск и цену активов, что повысит стабильность системы. Вероятность того, что новые финансовые инструменты могут оказаться слишком сложными для безопасного управления ими, даже не рассматривалась.
Когда пузырь на рынке недвижимости в США лопнул в 2007–2008 годах - цены были слишком высокими и, учитывая результаты работы лежащей в их основе экономки, больше не могли оставаться устойчивыми – вслед за этим случился крах на рынках производных бумаг, которые жили за их счет, что привело к крупнейшему финансовому кризису со времен Великой депрессии. Все это произошло из-за чрезмерного усложнения финансовой системы. Чтобы справиться с этим захлестывающим потоком информации, были разработаны сложные математические модели, но в итоге события продемонстрировали, что они в лучшем случае абсолютно непригодны, а в худшем - становятся источником ложного чувства контроля.
Увеличение взаимосвязанности также усилило нестабильность финансовой системы. С начала 1980-х США, Великобритания, а затем другие страны смягчили требования или даже отменили широкий спектр нормативных актов в области финансовой деятельности. Результатом стало широкое распространение связей между различными частями финансовой системы, чего никогда не было раньше. При таком усилении взаимосвязанности проблема, возникшая в одной части системы, быстро распространялась на другие части, значительно повышая нестабильность системы в целом.
К тому же новая финансовая система усилила упор нефинансовых компаний на краткосрочные результаты. Такая практика оставляла компании очень мало средств для инвестирования, например, в оборудование, НИР и обучение персонала, что в перспективе снижало ее производительность и конкурентоспособность.
При новом режиме финансовый сектор стал гораздо более выгодным, чем нефинансовый, - хоть так было не всегда. Теперь он мог позволить себе предложить заработные платы и бонусы, намного превышавшие то, на что хватало ресурсов у других секторов, и привлекать самых ярких людей, независимо от того, какие науки они изучали в университетах. К сожалению, это привело к нерациональному использованию талантов, поскольку люди, которые могли бы принести больше пользы в других профессиях - в технике, химии, да в чем угодно, - оказались заняты продажей деривативов или построением математических моделей для их ценообразования. Кроме того, большие суммы денег, затраченные на обучение, ушли впустую, поскольку многие люди не применяли те знания, которые им изначально давали.
Глава 9. ПУСТЬ У БОРИСА СДОХНЕТ КОЗА: НЕРАВЕНСТВО И БЕДНОСТЬ
Стремление к равенству является важной движущая сила истории человечества. Сторонники политики свободного рынка, однако, предостерегают нас от того, чтобы этот «основной инстинкт» взял над нами верх. Неравенство представляет собой неизбежное следствие различной производительности разных людей. Богатые богаты потому, что они лучше преуспевают в создании богатства. Пытаясь идти против этого естественного хода вещей, мы будем создавать равенство только в нищете, предупреждают они нас. Если к услугам богатых людей будет больше денег, они станут инвестировать больше и зарабатывать больше для других. В последние три десятилетия вера в эффект просачивания благ сверху вниз побудила правительства многих стран принять политические меры в пользу интересов богатых людей.
Тем не менее многие утверждают, что слишком сильное неравенство плохо не только с этической, но и с экономической точки зрения. Неравенство снижает социальную сплоченность, увеличивая политическую нестабильность, которая делает будущее неопределенным. Сокращение инвестиций снижает рост.
Существует несколько различных способов измерить степень неравномерности в распределении доходов. Наиболее часто используемый показатель - коэффициент Джини, названный в честь итальянского статистика начала ХХ века Коррадо Джини. Как можно видеть на следующем графике, он сравнивает распределение реального дохода (обозначенного на графике кривой Лоренца) с положением полного равенства (показанного на графике линией, расположенной под углом 45 градусов). Кривая Лоренца определяет долю общего дохода в экономике, которая в совокупности была заработана нижними х процентами населения. Коэффициент рассчитывается как отношение доли области между кривой Лоренца и линией, расположенной под углом 45 градусов, к треугольнику, лежащему ниже линии, расположенной под углом 45 градусов A/(A+B).
Коэффициент Джини = A/(A+B) = (область между линией, расположенной под углом 45°, и кривой Лоренца)/(область под линией, расположенной под углом 45°)
Наиболее равноправные общества главным образом сосредоточены в Европе, их коэффициенты Джини лежат между 0,2 и 0,3: Австрия, Бельгия, Дания, Германия, Нидерланды, Норвегия (страна с наиболее равномерным распределением доходов в мире), Финляндия, Франция и Швеция. На другом полюсе расположены страны, коэффициенты Джини которых превышают 0,6: Ботсвана, Мадагаскар, Намибия и ЮАР.
В настоящий момент международная (абсолютная) черта бедности установлена на уровне паритета покупательной способности, равного 1,25 доллара в день или 456 долларов год. Сегодня около 1,4 миллиарда человек, или примерно один из пяти человек в мире, живут менее чем на 1,25 доллара в день. С точки зрения относительной бедности мы можем говорить о показателях бедности в странах в соответствии с официальной чертой бедности для каждого государства. В богатых странах доля населения, живущего ниже национальной черты бедности - которая называется уровень бедности, - колеблется между 5-6% (Ирландия, Франция и Австрия) и 20% (Португалия и Испания). В ряде государств уровень бедности в соответствии с национальной чертой может составлять до 80%, например, Гаити.
Глава 10. ЗНАЛ Я НЕСКОЛЬКИХ РАБОТАЮЩИХ: РАБОТА И БЕЗРАБОТИЦА
Для большинства людей труд значит гораздо больше, чем просто средство для получения дохода. Затраты такого большого количества времени на то, что происходит на рабочем месте, влияют на наше физиологическое и психологическое благополучие. Это может даже формировать нас самих.
По оценкам МОТ, по состоянию на 2012 год около 21 миллиона человек в мире занимаются принудительным трудом. Это лишь 0,6% глобальных трудовых ресурсов, которые, по оценкам, достигают 3,3 миллиарда человек. По оценкам МОТ, в мире насчитывается 123 миллиона работающих детей в возрасте от 5 до 14 лет, что эквивалентно 3,7% рабочей силы в мире. В большинстве богатых стран люди работают около тридцати пяти часов в неделю, хотя в государствах Восточной Азии рабочая неделя длится значительно дольше (в Японии - 42 часа, в Корее - 44, в Сингапуре - 46).
Не существует единого способа измерить гарантию занятости, но самым надежным показателем, вероятно, служит доля сотрудников, проработавших в компаниях менее шести месяцев; информацию об этом опубликовала ОЭСР для своих стран-членов. В соответствии с этими данными, по состоянию на 2013 год турецкие рабочие имеют наименьшую гарантию занятости (26 процентов), за ними следуют корейцы (24 процента) и мексиканцы (21 процент). Жители Греции, Словакии и Люксембурга имеют самую надежную гарантию занятости (у всех около 5 процентов).
Существует несколько видов безработицы:
- Люди между работами: временная безработица
- Некоторые навыки больше не востребованы: технологическая (или структурная) безработица
- Убежденные в правильности современной трактовки закона Сэя, многие экономисты неоклассической школы утверждают, что работы у людей нет потому, что кто-то - государство или профсоюзы - не дает им возможности согласиться на тот уровень заработной платы, который приведет к рыночному равновесию. Поскольку этот вид безработицы связан с вмешательством «политических» структур, правительства или профсоюзов, его можно назвать политической безработицей . Потенциальное решение этой проблемы - создание более «гибкого» рынка с помощью таких мер, как уменьшение влияния профсоюзов, отмена минимальной заработной платы и минимизация защиты работников от увольнения.
- В соответствии с теорией Кейнса бывают случаи вынужденной безработицы, которые возникают вследствие недостатка совокупного спроса, например, как в период Великой депрессии. Для такого вида безработицы, известного под названием циклическая безработица . Основное решение - увеличение спроса за счет дефицитного бюджетного финансирования государством и смягченной кредитно-денежной политики (например, снижения процентных ставок), пока частный сектор не восстановится и не начнет создавать достаточно новых рабочих мест.
- Многие экономисты - от Карла Маркса до Джозефа Стиглица (в его модели эффективной заработной платы) - утверждают, что безработица представляет собой неотъемлемую часть капитализма. Лучший способ навязать рабочим дисциплину - это сделать для них потерю места очень дорогостоящей путем увеличения заработных плат выше рыночного уровня.
- Если человек легко может получить другую работу с равной зарплатой, он не будет бояться угрозы увольнения. Тем не менее, поскольку все капиталисты делают то же самое, в результате получается, что общий уровень заработной платы возносится выше уровня рыночного равновесия и возникает безработица. Этот вид безработицы можно назвать системной безработицей .
Как измерить уровень безработицы на практике? Вычитая тех, кто не ищет работу активно, из населения трудоспособного возраста, вы получаете экономически активное население. Только те, кто относится к экономически активному населению (то есть активно ищут оплачиваемую работу), но не трудится, считаются безработными.
Глава 11. ЛЕВИАФАН ИЛИ ПРАВИТЕЛЬ-ФИЛОСОФ? РОЛЬ ГОСУДАРСТВА
Большинство современных экономистов верят в индивидуализм, то есть в то, что не может быть ничего выше власти отдельных людей. Эта философская позиция приходит к выводу, что правительство - это продукт общественного договора между суверенными индивидуумами, следовательно, оно не может быть выше этих индивидуумов. С этой точки зрения, называемой договорной теорией, действия государства оправданны только тогда, когда каждый человек дает на них свое согласие. Теория общественного договора, поддерживающая свободный рынок более известной в США как либертарианство .
По мнению либертарианцев, любое вмешательство государства без единодушного согласия всех членов общества нелегитимно. Выходит, обоснованны только такие действия правительства, как контроль над соблюдением правовых норм и поддержание порядка (особенно защита прав собственности), оборона страны и обеспечение инфраструктуры. Все, что находится за пределами этих минимальных функций - законодательство о минимальной заработной плате, система социального государства или таможенная защита, - рассматривается как нарушение суверенитета индивидуумов и, следовательно, это первый шаг по «дороге к рабству», как гласит название знаменитой книги Фридриха фон Хайека. Действительно, мир пострадал от слишком многих правителей, которые считали, что они знают, что хорошо для всех остальных - от Пола Пота и Сталина до Пиночета и Гитлера.
Тем не менее положения теории общественного договора основаны на вымышленной, а не реальной истории. Люди никогда не существовали как свободно договаривающиеся стороны в «естественном состоянии», а всегда жили как члены сообщества.
Многие продукты и услуги представляют собой частные блага в том смысле, что только тот, кто заплатил за них, скажем, за яблоко или отпуск, может ими пользоваться. Тем не менее нельзя предотвратить потребление товаров людьми, за них не платившими, уже после того, как они были поставлены. Такие продукты и услуги называются общественными благами, и их существование, пожалуй, наиболее часто упоминается как причина провала рынка. В общественные блага включаются дороги, мосты, маяки, системы защиты от наводнений и другие объекты инфраструктуры.
Широкое признание получило мнение, что достаточно общественных благ создается только в том случае, если правительство облагает налогом всех потенциальных пользователей (что часто означает всех граждан и жителей города) и употребляет полученные средства, либо самостоятельно предоставляя общественные блага, либо нанимая поставщика для их обеспечения. Большинство общественных благ таковы по политическим причинам: истинно общественных благ немного.
Еще более спорный вопрос, обсуждаемый экономистами, - несостоятельность рынка при существовании монополии или олигополии; такое явление в неоклассической экономической теории обобщенно называют несовершенной конкуренцией . Существует мнение, что если на рынке больше компаний, обладающих рыночной властью, то правительство может попытаться уменьшить общественные издержки монополии за счет снижения рыночной власти этих компаний. Наиболее радикальная из таких мер - это идея разделить подобную компанию на части, чтобы увеличить конкуренцию. Обычным подходом также служит запрет правительства на формирование картелей олигополистическими компаниями и сговор при установлении цен на продукцию.
Как верно отмечают некоторые экономисты - приверженцы свободного рынка, проявление несостоятельности рынком необязательно означает, что ситуация улучшится при государственном вмешательстве. Энн Крюгер, Джеймс Бьюкенен, Алан Пикок и их последователи справедливо указывают, что реальные правительства не идеальны и что они могут оказаться неспособны - или, хуже того, могут даже не хотеть - исправить ситуацию несостоятельности рынка. Согласно этой теории, называемой теорией общественного выбора, цена неэффективного государственного вмешательства зачастую обходится обществу дороже, чем цена несостоятельности рынка.
Правительство бывает неспособно компенсировать несостоятельность рынка, даже если захочет, из-за асимметричной информации и ограниченности ресурсов. Напоминаю, это значит, что при взаимодействии двух сторон одна из них знает о деятельности, в которую вовлечена, больше, чем другая. Правительство, например, может продолжать осуществлять защиту молодой отрасли промышленности, потому что ее лоббисты говорят, что отрасль не сумела «вырасти» из-за невезения, а не из-за недостаточных усилий в повышении производительности.
Даже если мы признаем правильной экономическую теорию сторонников идеи о неэффективности государственного вмешательства, провести четкую границу между экономикой и политикой все равно не представляется возможным, потому что точная граница рынка в конечном счете определяется политикой, а не экономической теорией в любой ее вариации. Прежде чем даже заключать сделки на рынке, нам нужны (явные и неявные) правила о том, что можно продавать, кто может продавать и как можно продавать на рынке. И эти основные правила не могут быть установлены экономической логикой. Не существует «научного» перечня того, что должно (или не должно) покупаться или продаваться на рынке. Это политическое решение. Все общества не допускают определенные «товары» на рынок: людей (рабство), человеческие органы, детский труд…
До XIX века влияние правительств большинства стран на экономику было незначительным. В 1880 году расходы правительство Франции равнялись 15% ВВП. В Великобритании и США государственные расходы были эквивалентны 10% ВВП, а в Швеции - всего 6%. Сейчас эта цифра составляет 30-55% для богатых стран. Причем, значительная часть государственных расходов идет отнюдь не на содержание самого правительства или инвестиции. Это трансферты, то есть перевод денег из одной сферы экономики в другую, особенно на программы социальной защиты, такие как пособия малоимущим и по безработице.
Глава 12. «ВСЕ, ЧТО МОЖНО ПОЖЕЛАТЬ»: МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАСШТАБ
Важность международной торговли не означает, что свободная торговля - это лучший способ торговать на международном уровне.
В начале 1960-х объем международной торговли, рассчитывавшийся как сумма экспорта и импорта товаров и услуг, равнялся 12% мирового ВВП. Благодаря тому, что международная торговля росла гораздо быстрее, чем мировой ВВП, в настоящее время соотношение составляет 29%. При этом в США и Японии этот показатель сегодня составляет лишь 15%. На среднем уровне (29%) находятся Франция, Италия, Индия, Индонезия и Китай. На уровне 60% – Нидерланды, Бельгия, некоторые экспортеры нефти (Ангола и Саудовская Аравия) и развивающиеся страны, которые целенаправленно продвигают экспорт промышленных товаров с помощью политических мер (Малайзия и Таиланд).
Платежный баланс - это ведомость, показывающая, сколько долгов или кредитов и в каких сферах коммерческих взаимоотношений с остальным миром имеет страна. Если страна импортирует больше, чем экспортирует, говорят, что она имеет дефицит торгового баланса, или отрицательное сальдо торгового баланса. В обратном случае она имеет торговый профицит, или положительное сальдо торгового баланса (рис. 3).
Резервные активы - это иностранная валюта и золото, которыми владеет центральный банк. Их часто называют валютными резервами .
Например, в 2010 году профицит торгового баланса как доля ВВП составил 1,2 процента в Японии, 2,6 - в Корее, 3,9 - в Китае, 5,6 - в Германии и 6,5 процента в Венгрии. Торговый дефицит в виде доли ВВП равнялся 1 проценту в Бразилии, 2,1 процента в Великобритании, 3,5 - в США, 4 процентам в Эквадоре и 4,4 процента в Индии.
Экономисты свободного рынка поют дифирамбы преимуществам открытых границ. При этом об одном объекте экономических операций никто ничего такого не говорит - это иммиграция, или трансграничное перемещение людей. Очень мало сторонников свободного рынка выступают за свободную иммиграцию так же активно, как за свободную торговлю.
В период с 1990-го по 2010 год число приезжих, живущих в Европе, увеличилось с 88 до 145 миллионов человек. В относительном выражении это означает, что количество иммигрантов в богатых странах выросло с 7,8 процента населения в 1990 году до 11,4 - в 2010-м. Разумеется, это значительное увеличение, но вряд ли его можно назвать резким скачком, каким его иногда представляют.
Эпилог. КАК С ПОМОЩЬЮ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ СДЕЛАТЬ НАШУ ЭКОНОМИКУ ЛУЧШЕ?
Экономическая теория была и остается частью политики. Она никогда не была - и не станет - наукой, потому что в экономике нет объективных истин, которые можно установить независимо от политических, а часто и этических суждений. Поэтому, столкнувшись с экономическим аргументом, нужно задать себе извечный вопрос: Cui bono? (Кому это выгодно?). Его, кстати, задавал еще римский государственный деятель и оратор Марк Туллий Цицерон.
Многие люди предполагают, что цифры - это прямые и объективные данные, однако каждая из них построена на основе теории. Цифры в экономике неизменно бывают результатом попыток измерить понятия, определения которых зачастую крайне спорны. Это касается даже самых основных цифр, которые мы считаем само собой разумеющимися, такими как ВВП или уровень безработицы.
Вы должны быть готовы бросить вызов профессиональным экономистам (и мне в том числе), потому что у них нет монополии на истину, даже когда дело доходит до сугубо экономических вопросов (не говоря уже обо «всем на свете»). Экономика слишком важная сторона нашей жизни, чтобы отдавать ее на откуп профессиональным экономистам.
Библиография на русском языке (в порядке ссылок в книге)
Адамс Д. Автостопом по Галактике. – М.: ACT, 2002.
Харфорд Т. Экономист под прикрытием. – СПб.: BestBusinessBooks, 2009
Харфорд Т. Логика жизни, или Экономика обо всем на свете. – СПб.: BestBusinessBooks, 2011.
Левитт С, Дабнер С. Фрикономика. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2011.
Беккер Г. Человеческое поведение. Экономический подход. – М.: ГУ ВШЭ, 2003.
Роббинс Л. Эссе о природе и значении экономической науки, глава 1. THESIS . 1993. Вып. 1. С. 10-23.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. – М.: Наука, 1993.
. – М.: Юнайтед Пресс, 2010.
Медоуз Д., Рандерс Й., Медоуз Д. Пределы роста. – ИКЦ «Академкнига», 2008.
Веблен Т. Теории праздного класса. – М.: Прогресс, 1984.
Дипломатия канонерок - военно-политический курс, при осуществлении которого используется демонстрация силы с применением военно-морского флота. Канонерки - небольшие корабли с артиллерийским вооружением. – Прим. пер.
Это именно та программа, которую тройка кредиторов навязала Греции. – Прим. Багузина.
Надо отметить, что Кейнс неплохо разбирался в вопросах неопределенности. Его диссертация, написанная в 1913 г., была посвящена проблемам вероятностей, основные результаты которой в 1921 году были опубликованы в работе «Трактат о вероятности». – Прим. Багузина.
Сен 26, 2017Как устроена экономика Ха-Джун Чанг
(оценок: 1
, среднее: 5,00
из 5)
Название: Как устроена экономика
О книге «Как устроена экономика» Ха-Джун Чанг
Такая наука, как экономика, крайне важна для человечества. В ней должен хоть немного разбираться каждый. Экономика имеет определенную структуру, понятия и правила. Кажется, в этом объеме информации разобраться очень сложно, а иногда даже невозможно совсем.
Книга «Как устроена экономика» как раз для тех, кто хочет понять, что из себя представляет экономика. Ха-Джун Чанг очень простым языком описывает ее основные понятия, структуру, важные моменты.
Автор старался как можно проще объяснить сложные вещи. На самом деле, прочитав книгу «Как устроена экономика», вы поймете, что экономика не так страшна, как ее нам преподносят. Ха-Джун Чанг заявляет, что ее даже наукой называть не стоит.
Книга «Как устроена экономика» разбита на множество глав и частей. Это очень удобно и еще больше облегчает изучение материала. К тому же самые важные моменты выделены цветом. Структура книги безумно удобная и для восприятия, и для того, чтобы при необходимости возвращаться к нужным моментам, потому что их очень легко найти.
Еще один плюс книги — в ней нет воды. Одна глава может состоять всего из пары предложений, но при этом они содержат только самую важную и необходимую информацию. Поэтому вы не будете путаться в объеме ненужного текста, пытаясь для себя выделить что-то важное.
Ха-Джун Чанг, как уже говорилось выше, пишет очень просто, иногда даже с юмором. От книги получаешь истинное удовольствие. Сначала относишься к ней с опаской, ведь экономика сложна и непонятно (для некоторых уж точно), но потом расслабляешься, наслаждаешься и одновременно быстро усваиваешь материал.
Еще одно отличие книги «Как устроена экономика» от обычного учебника по экономики состоит в том, что в учебнике материал начинается с объяснения термина, а Ха-Джун Чанг пошел иным путем. Первым делом он написал о том, зачем вообще изучать экономику. И это правильно. Ведь те из нас, кто не сталкивался с ней, далек от этого всего, так и остается при мнении, что это нам не нужно. Но, поверьте, это нужно каждому. Хотя бы для того, чтобы понять, как устроен этот мир и на чем он держится.
Книга «Как устроена экономика» увлекательна, тем более она очень полезна в столь тяжелые времена нашей страны. Просто становится проще понять то, что здесь происходит и почему власть поступает именно определенным образом.
Конечно, многие понятия в книге «Как устроена экономика» устарели, или некоторые современные ситуации вообще не описываются. Но предоставленной информации точно хватит для того, чтобы понять общую суть. Тем более сегодня есть масса узконаправленной литературы, которая сможет ответить на любой интересующий вопрос, не описанный в книге Ха-Джун Чанга.
Рекомендуем книгу «Как устроена экономика» всем, кто интересуется экономикой, и особенно тем, кто ищет что-то для общего развития, для обогащения своих знаний новыми и полезными материалами. Ха-Джун Чанг именно тот автор, который даже к серьезным вещам подходит с долей юмора и может очень многому научить.
На русском языке публикуется впервые.
На нашем сайте о книгах сайт вы можете скачать бесплатно или читать онлайн книгу «Как устроена экономика» Ха-Джун Чанг в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
Цитаты из книги «Как устроена экономика» Ха-Джун Чанг
В некотором смысле работа напоминает безумного дядюшку: все старательно делают вид, что его не существует.
Экономическая теория была и остается частью политики. Она никогда не была — и не станет — наукой, потому что в экономике нет объективных причин, которые можно установить независимо от политических, а часто и этических суждений. Поэтому, столкнувшись с экономическим аргументом, нужно задать себе извечный вопрос: Cui bono? (Кому это выгодно?).
Они указывают, что реальные правительства не идеальны и что они могут оказаться неспособны — или, хуже того, могут даже не хотеть — исправить ситуацию несостоятельности рынка. Согласно этой теории, называемой теорией неэффективного государственного вмешательства или иногда теорией общественного выбора, цена неэффективного государственного вмешательства зачастую обходится обществу дороже, чем цена несостоятельности рынка. Выходит, лучше смириться с неэффективной работой рынка, чем согласится на правительственное вмешательство, которое только ухудшит положение дел.
Жизнь богачей становится проще, если им удастся убедить бедняков в том, что их положение — их собственная вина, что те, у кого много денег, честно заслужили их и что они сами могут преуспеть, если будут достаточно усердно трудиться. После этого малообеспеченные люди, часто вопреки собственным интересам, начинают требовать меньших перераспределительных налогов, меньших расходов на социальное обеспечение, меньшего числа ограничений в бизнесе и меньших прав трудящихся.
Ха-Джун Чанг
Как устроена экономика
Ha-Joon Chang
ECONOMICS: THE USER"S GUIDE
Научный редактор Эльвира Кондукова
Издано с разрешения Ha-Jon Chang c/o Mulcahy Conway Assocs Ltd. и литературного агентства Andrew Nurnberg
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Ha-Joon Chang, 2014
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2015
* * *Посвящается моим родителям
Зачем нужно разбираться в экономике
Почему люди не очень-то интересуются экономической теорией
Раз уж эта книга оказалась в ваших руках, вероятно, вам хоть немного интересна ее тема. Вероятно, вы даже испытываете некоторое предвкушение. Ведь, по всеобщему представлению, экономика – это сложно. Пусть это не настолько головоломная дисциплина, как физика, но для ее понимания все равно требуется прикладывать усилия. Некоторые из вас, наверное, помнят выступления экономистов по радио: их высказывания, вероятно, не внушали вам доверия, хоть вы и принимали их на веру. В конце концов, они профессионалы, а вы не прочитали ни одной книги на эту тему.
Неужели экономическая теория в самом деле настолько сложна? Нет, конечно, если объяснить ее просто и доступно. В своей предыдущей книге «23 тайны. То, что вам не расскажут про капитализм» я даже рискнул высказать идею, что 95 процентов экономической теории – это всего лишь здравый смысл, которому придали сложный вид с помощью специальной терминологии и математики.
Экономика не единственная область, которая неспециалистам кажется более запутанной, чем есть на самом деле. В любой профессии, требующей определенной профильной подготовки, будь то экономика, сантехника или медицина, профессиональный язык, облегчающий общение между специалистами, затрудняет понимание предмета для людей посторонних. Если честно, у всех технических дисциплин имеется повод представляться более сложными, чем есть на самом деле: ведь это оправдывает высокие гонорары, которые специалисты берут за свои услуги.
Даже с учетом всего сказанного экономическая теория однозначно добилась больших успехов в стремлении не допустить широкую общественность на свою территорию. Несмотря на отсутствие соответствующих знаний, люди склонны высказывать твердое мнение по самым разнообразным вопросам: изменение климата, однополые браки, война в Ираке и атомные электростанции. Но когда дело касается экономики, многие не демонстрируют даже интереса, не говоря уже о наличии собственной точки зрения. Попробуйте-ка вспомнить, когда вы в последний раз обсуждали будущее евро, имущественное расслоение в Китае или перспективы обрабатывающей промышленности в США? А ведь эти вопросы могут иметь огромное влияние непосредственно на вас, где бы вы ни жили. Вполне вероятно, они позитивно или негативно отразятся на перспективах трудоустройства, зарплате и даже на вашей пенсии, но вы, скорее всего, не задумывались об этом всерьез.
Такое странное положение вещей лишь частично объясняется тем, что экономические темы не затрагивают наших чувств, в отличие от тем любви, места жительства, смерти и войны. Оно сложилось потому, что люди поверили – особенно в последние несколько десятилетий, – будто экономика такая же наука, как физика или химия, и в ней на все вопросы есть только один правильный ответ. Поэтому неспециалисты должны просто принять на веру мнение профессионалов и перестать забивать себе голову слишком сложными вопросами. Грегори Мэнкью, профессор экономики Гарвардского университета и автор одного из самых популярных учебников по этой дисциплине, говорит: «Экономистам нравится представать в качестве ученых. Я сам часто так поступаю. Читая лекции старшекурсникам, я совершенно сознательно представляю экономику как науку, так что ни один студент не начинает изучение этого курса с мыслью о том, что он приступает к постижению какой-то эфемерной дисциплины»{1}.
Читая книгу, вы поймете, что экономическая теория никогда не станет наукой в том смысле, какой мы подразумеваем, говоря о физике или химии. Существует множество различных школ экономической теории, каждая из которых подчеркивает различные аспекты сложной реальности, высказывая различные этические и политические оценочные суждения и делая на их основе те или иные выводы. Кроме того, ни одна из школ экономической теории еще ни разу не сумела предсказать реальное развитие событий даже в тех областях, на которые ориентирована, не в последнюю очередь потому, что у людей есть собственные желания – в отличие от молекул или физических объектов{2}.
А раз в экономике не существует единственного правильного ответа, следовательно, нельзя отдать ее на откуп одним только специалистам. Таким образом, каждый ответственный гражданин должен хоть что-нибудь знать об экономике. Говоря это, я не имею в виду, что вам нужно взять толстый учебник и ознакомиться с какой-нибудь одной точкой зрения на эту дисциплину. Я говорю о необходимости изучить различные типы экономических суждений и развить в себе критическое мышление и способность понимать, какой именно подход будет наиболее разумным в данных экономических обстоятельствах, в свете определенных моральных ценностей и политических целей (обратите внимание, я не говорю о правильности какого-либо суждения). Для решения подобной задачи требуется учебное пособие, которое рассматривало бы экономическую теорию так, как этого еще никто не делал, – и, я надеюсь, вы держите в руках именно такую книгу.
Чем особенна эта книга
Чем эта книга не похожа на другие подобные?
Одно из отличий – я воспринимаю своих читателей всерьез. И это не шутка. Вы не найдете здесь сжатого пересказа сложных извечных истин. Я познакомлю вас с различными способами анализа экономики в надежде, что вы сами сумеете оценить возможности разных подходов. Я не отказываюсь от обсуждения основополагающих методологических вопросов экономической теории, например, таких как: допустимо ли считать данную дисциплину наукой или какую роль играют в ней (и должны играть) моральные ценности. Я стараюсь представить гипотезы, лежащие в основе различных экономических концепций, чтобы читатели сложили собственное мнение об их реалистичности и правдоподобности. Я также рассказываю, как определяются и связываются количественные показатели в экономике, призывая читателей не забывать, что их нельзя воспринимать как нечто, не поддающееся изменению, скажем, как вес слона или температуру воды в кастрюле. Короче говоря, я пытаюсь объяснить, как думать, а не что думать.
Ха-Джун Чанг
Как устроена экономика
Ha-Joon Chang
ECONOMICS: THE USER"S GUIDE
Научный редактор Эльвира Кондукова
Издано с разрешения Ha-Jon Chang c/o Mulcahy Conway Assocs Ltd. и литературного агентства Andrew Nurnberg
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»
© Ha-Joon Chang, 2014
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2015
* * *Посвящается моим родителям
Зачем нужно разбираться в экономике
Почему люди не очень-то интересуются экономической теорией
Раз уж эта книга оказалась в ваших руках, вероятно, вам хоть немного интересна ее тема. Вероятно, вы даже испытываете некоторое предвкушение. Ведь, по всеобщему представлению, экономика – это сложно. Пусть это не настолько головоломная дисциплина, как физика, но для ее понимания все равно требуется прикладывать усилия. Некоторые из вас, наверное, помнят выступления экономистов по радио: их высказывания, вероятно, не внушали вам доверия, хоть вы и принимали их на веру. В конце концов, они профессионалы, а вы не прочитали ни одной книги на эту тему.
Неужели экономическая теория в самом деле настолько сложна? Нет, конечно, если объяснить ее просто и доступно. В своей предыдущей книге «23 тайны. То, что вам не расскажут про капитализм» я даже рискнул высказать идею, что 95 процентов экономической теории – это всего лишь здравый смысл, которому придали сложный вид с помощью специальной терминологии и математики.
Экономика не единственная область, которая неспециалистам кажется более запутанной, чем есть на самом деле. В любой профессии, требующей определенной профильной подготовки, будь то экономика, сантехника или медицина, профессиональный язык, облегчающий общение между специалистами, затрудняет понимание предмета для людей посторонних. Если честно, у всех технических дисциплин имеется повод представляться более сложными, чем есть на самом деле: ведь это оправдывает высокие гонорары, которые специалисты берут за свои услуги.
Даже с учетом всего сказанного экономическая теория однозначно добилась больших успехов в стремлении не допустить широкую общественность на свою территорию. Несмотря на отсутствие соответствующих знаний, люди склонны высказывать твердое мнение по самым разнообразным вопросам: изменение климата, однополые браки, война в Ираке и атомные электростанции. Но когда дело касается экономики, многие не демонстрируют даже интереса, не говоря уже о наличии собственной точки зрения. Попробуйте-ка вспомнить, когда вы в последний раз обсуждали будущее евро, имущественное расслоение в Китае или перспективы обрабатывающей промышленности в США? А ведь эти вопросы могут иметь огромное влияние непосредственно на вас, где бы вы ни жили. Вполне вероятно, они позитивно или негативно отразятся на перспективах трудоустройства, зарплате и даже на вашей пенсии, но вы, скорее всего, не задумывались об этом всерьез.
Такое странное положение вещей лишь частично объясняется тем, что экономические темы не затрагивают наших чувств, в отличие от тем любви, места жительства, смерти и войны. Оно сложилось потому, что люди поверили – особенно в последние несколько десятилетий, – будто экономика такая же наука, как физика или химия, и в ней на все вопросы есть только один правильный ответ. Поэтому неспециалисты должны просто принять на веру мнение профессионалов и перестать забивать себе голову слишком сложными вопросами. Грегори Мэнкью, профессор экономики Гарвардского университета и автор одного из самых популярных учебников по этой дисциплине, говорит: «Экономистам нравится представать в качестве ученых. Я сам часто так поступаю. Читая лекции старшекурсникам, я совершенно сознательно представляю экономику как науку, так что ни один студент не начинает изучение этого курса с мыслью о том, что он приступает к постижению какой-то эфемерной дисциплины»{1}.
Читая книгу, вы поймете, что экономическая теория никогда не станет наукой в том смысле, какой мы подразумеваем, говоря о физике или химии. Существует множество различных школ экономической теории, каждая из которых подчеркивает различные аспекты сложной реальности, высказывая различные этические и политические оценочные суждения и делая на их основе те или иные выводы. Кроме того, ни одна из школ экономической теории еще ни разу не сумела предсказать реальное развитие событий даже в тех областях, на которые ориентирована, не в последнюю очередь потому, что у людей есть собственные желания – в отличие от молекул или физических объектов{2}.
А раз в экономике не существует единственного правильного ответа, следовательно, нельзя отдать ее на откуп одним только специалистам. Таким образом, каждый ответственный гражданин должен хоть что-нибудь знать об экономике. Говоря это, я не имею в виду, что вам нужно взять толстый учебник и ознакомиться с какой-нибудь одной точкой зрения на эту дисциплину. Я говорю о необходимости изучить различные типы экономических суждений и развить в себе критическое мышление и способность понимать, какой именно подход будет наиболее разумным в данных экономических обстоятельствах, в свете определенных моральных ценностей и политических целей (обратите внимание, я не говорю о правильности какого-либо суждения). Для решения подобной задачи требуется учебное пособие, которое рассматривало бы экономическую теорию так, как этого еще никто не делал, – и, я надеюсь, вы держите в руках именно такую книгу.
Чем особенна эта книга
Чем эта книга не похожа на другие подобные?
Одно из отличий – я воспринимаю своих читателей всерьез. И это не шутка. Вы не найдете здесь сжатого пересказа сложных извечных истин. Я познакомлю вас с различными способами анализа экономики в надежде, что вы сами сумеете оценить возможности разных подходов. Я не отказываюсь от обсуждения основополагающих методологических вопросов экономической теории, например, таких как: допустимо ли считать данную дисциплину наукой или какую роль играют в ней (и должны играть) моральные ценности. Я стараюсь представить гипотезы, лежащие в основе различных экономических концепций, чтобы читатели сложили собственное мнение об их реалистичности и правдоподобности. Я также рассказываю, как определяются и связываются количественные показатели в экономике, призывая читателей не забывать, что их нельзя воспринимать как нечто, не поддающееся изменению, скажем, как вес слона или температуру воды в кастрюле. Короче говоря, я пытаюсь объяснить, как думать, а не что думать.
Несмотря на то что книга вовлекает читателей в очень глубокий анализ, это не значит, что она сложна для восприятия. В ней нет ничего такого, что человек со средним образованием не сумел бы понять. Все, о чем я прошу, – проявить любопытство, чтобы узнать, что происходит на самом деле, а также немного терпения.
Еще одно важное отличие моей книги от других учебников по экономике состоит в том, что в ней содержится много информации о реальном мире. И я говорю о «мире» абсолютно серьезно. В книге много информации о разных странах. Это не значит, что всем государствам земного шара я уделил равное внимание. Но, в отличие от большинства других книг по экономике, в моей – сведения не ограничиваются одной или двумя странами или одной категорией (скажем, только богатыми или бедными государствами). Бóльшая часть данных будет представлена в числовом виде: насколько велика мировая экономика; какой вклад в нее вносят США или Бразилия; какая часть выпускаемых продуктов приходится на Китай или Демократическую Республику Конго; сколько человек работает в Греции или Германии. Но все эти цифры дополнены качественной информацией об институциональных механизмах, исторических предпосылках, типовых стратегиях и многом другом. Хочется верить, что, прочитав книгу, читатель сможет сказать, что теперь он имеет некоторое представление о том, как работает экономика в реальном мире.
А сейчас нечто совершенно иное…
Разумеется, не все готовы потратить на чтение этой книги много времени, по крайней мере на первых порах. Поэтому я предлагаю несколько способов освоения материала в зависимости от того, сколько времени, по вашему мнению, вы можете на это выделить.
Если у вас есть десять минут , прочитайте названия глав и первую страницу каждой. Если мне повезет, по прошествии этих десяти минут вы вдруг поймете, что у вас в запасе есть пара часов.
Если у вас есть пара часов , прочитайте главы 1 и 2, а затем эпилог. Все остальное просто пролистайте.
Если у вас есть полдня , обратите внимание только на названия разделов и резюме, которые встречаются через каждые пару абзацев. Если вы быстро читаете, то успеете ознакомиться со вступительными и заключительными частями всех глав.
Почему люди не очень-то интересуются экономической теорией
Раз уж эта книга оказалась в ваших руках, вероятно, вам хоть немного интересна ее тема. Вероятно, вы даже испытываете некоторое предвкушение. Ведь, по всеобщему представлению, экономика – это сложно. Пусть это не настолько головоломная дисциплина, как физика, но для ее понимания все равно требуется прикладывать усилия. Некоторые из вас, наверное, помнят выступления экономистов по радио: их высказывания, вероятно, не внушали вам доверия, хоть вы и принимали их на веру. В конце концов, они профессионалы, а вы не прочитали ни одной книги на эту тему.
Неужели экономическая теория в самом деле настолько сложна? Нет, конечно, если объяснить ее просто и доступно. В своей предыдущей книге «23 тайны. То, что вам не расскажут про капитализм» я даже рискнул высказать идею, что 95 процентов экономической теории – это всего лишь здравый смысл, которому придали сложный вид с помощью специальной терминологии и математики.
Экономика не единственная область, которая неспециалистам кажется более запутанной, чем есть на самом деле. В любой профессии, требующей определенной профильной подготовки, будь то экономика, сантехника или медицина, профессиональный язык, облегчающий общение между специалистами, затрудняет понимание предмета для людей посторонних. Если честно, у всех технических дисциплин имеется повод представляться более сложными, чем есть на самом деле: ведь это оправдывает высокие гонорары, которые специалисты берут за свои услуги.
Даже с учетом всего сказанного экономическая теория однозначно добилась больших успехов в стремлении не допустить широкую общественность на свою территорию. Несмотря на отсутствие соответствующих знаний, люди склонны высказывать твердое мнение по самым разнообразным вопросам: изменение климата, однополые браки, война в Ираке и атомные электростанции. Но когда дело касается экономики, многие не демонстрируют даже интереса, не говоря уже о наличии собственной точки зрения. Попробуйте-ка вспомнить, когда вы в последний раз обсуждали будущее евро, имущественное расслоение в Китае или перспективы обрабатывающей промышленности в США? А ведь эти вопросы могут иметь огромное влияние непосредственно на вас, где бы вы ни жили. Вполне вероятно, они позитивно или негативно отразятся на перспективах трудоустройства, зарплате и даже на вашей пенсии, но вы, скорее всего, не задумывались об этом всерьез.
Такое странное положение вещей лишь частично объясняется тем, что экономические темы не затрагивают наших чувств, в отличие от тем любви, места жительства, смерти и войны. Оно сложилось потому, что люди поверили – особенно в последние несколько десятилетий, – будто экономика такая же наука, как физика или химия, и в ней на все вопросы есть только один правильный ответ. Поэтому неспециалисты должны просто принять на веру мнение профессионалов и перестать забивать себе голову слишком сложными вопросами. Грегори Мэнкью, профессор экономики Гарвардского университета и автор одного из самых популярных учебников по этой дисциплине, говорит: «Экономистам нравится представать в качестве ученых. Я сам часто так поступаю. Читая лекции старшекурсникам, я совершенно сознательно представляю экономику как науку, так что ни один студент не начинает изучение этого курса с мыслью о том, что он приступает к постижению какой-то эфемерной дисциплины».
Читая книгу, вы поймете, что экономическая теория никогда не станет наукой в том смысле, какой мы подразумеваем, говоря о физике или химии. Существует множество различных школ экономической теории, каждая из которых подчеркивает различные аспекты сложной реальности, высказывая различные этические и политические оценочные суждения и делая на их основе те или иные выводы. Кроме того, ни одна из школ экономической теории еще ни разу не сумела предсказать реальное развитие событий даже в тех областях, на которые ориентирована, не в последнюю очередь потому, что у людей есть собственные желания – в отличие от молекул или физических объектов.
А раз в экономике не существует единственного правильного ответа, следовательно, нельзя отдать ее на откуп одним только специалистам. Таким образом, каждый ответственный гражданин должен хоть что-нибудь знать об экономике. Говоря это, я не имею в виду, что вам нужно взять толстый учебник и ознакомиться с какой-нибудь одной точкой зрения на эту дисциплину. Я говорю о необходимости изучить различные типы экономических суждений и развить в себе критическое мышление и способность понимать, какой именно подход будет наиболее разумным в данных экономических обстоятельствах, в свете определенных моральных ценностей и политических целей (обратите внимание, я не говорю о правильности какого-либо суждения). Для решения подобной задачи требуется учебное пособие, которое рассматривало бы экономическую теорию так, как этого еще никто не делал, – и, я надеюсь, вы держите в руках именно такую книгу.
Чем особенна эта книга
Чем эта книга не похожа на другие подобные?
Одно из отличий – я воспринимаю своих читателей всерьез. И это не шутка. Вы не найдете здесь сжатого пересказа сложных извечных истин. Я познакомлю вас с различными способами анализа экономики в надежде, что вы сами сумеете оценить возможности разных подходов. Я не отказываюсь от обсуждения основополагающих методологических вопросов экономической теории, например, таких как: допустимо ли считать данную дисциплину наукой или какую роль играют в ней (и должны играть) моральные ценности. Я стараюсь представить гипотезы, лежащие в основе различных экономических концепций, чтобы читатели сложили собственное мнение об их реалистичности и правдоподобности. Я также рассказываю, как определяются и связываются количественные показатели в экономике, призывая читателей не забывать, что их нельзя воспринимать как нечто, не поддающееся изменению, скажем, как вес слона или температуру воды в кастрюле. Короче говоря, я пытаюсь объяснить, как думать, а не что думать.
Несмотря на то что книга вовлекает читателей в очень глубокий анализ, это не значит, что она сложна для восприятия. В ней нет ничего такого, что человек со средним образованием не сумел бы понять. Все, о чем я прошу, – проявить любопытство, чтобы узнать, что происходит на самом деле, а также немного терпения.
Еще одно важное отличие моей книги от других учебников по экономике состоит в том, что в ней содержится много информации о реальном мире. И я говорю о «мире» абсолютно серьезно. В книге много информации о разных странах. Это не значит, что всем государствам земного шара я уделил равное внимание. Но, в отличие от большинства других книг по экономике, в моей – сведения не ограничиваются одной или двумя странами или одной категорией (скажем, только богатыми или бедными государствами). Бо льшая часть данных будет представлена в числовом виде: насколько велика мировая экономика; какой вклад в нее вносят США или Бразилия; какая часть выпускаемых продуктов приходится на Китай или Демократическую Республику Конго; сколько человек работает в Греции или Германии. Но все эти цифры дополнены качественной информацией об институциональных механизмах, исторических предпосылках, типовых стратегиях и многом другом. Хочется верить, что, прочитав книгу, читатель сможет сказать, что теперь он имеет некоторое представление о том, как работает экономика в реальном мире.
А сейчас нечто совершенно иное…
Интерлюдия I. Как читать эту книгу
Разумеется, не все готовы потратить на чтение этой книги много времени, по крайней мере на первых порах. Поэтому я предлагаю несколько способов освоения материала в зависимости от того, сколько времени, по вашему мнению, вы можете на это выделить.
Если у вас есть десять минут , прочитайте названия глав и первую страницу каждой. Если мне повезет, по прошествии этих десяти минут вы вдруг поймете, что у вас в запасе есть пара часов.
Если у вас есть пара часов , прочитайте главу 1 и главу 2, а затем эпилог. Все остальное просто пролистайте.
Если у вас есть полдня , обратите внимание только на названия разделов и резюме, которые встречаются через каждые пару абзацев. Если вы быстро читаете, то успеете ознакомиться со вступительными и заключительными частями всех глав.
Если у вас достаточно времени и терпения, чтобы полностью прочитать книгу , пожалуйста, так и сделайте. Это наилучший способ. Я буду очень счастлив. Но даже в таком случае вы можете пропускать разделы, которые вам не очень интересны, читая только их заголовки.
Часть I. Знакомство
Глава 1. Жизнь, Вселенная и все остальное: что такое экономика
Что такое экономика
Читатель, незнакомый с предметом, может подумать, что это наука об экономической деятельности. В конце концов, химия изучает химические вещества, биология – живые организмы, а социология – общество, значит, экономика должна изучать экономическую деятельность. Однако в некоторых из самых популярных современных книг утверждается, что экономика – нечто гораздо большее. В них говорится, что экономика касается самого важного вопроса – «жизни, Вселенной и всего остального» (как это называлось в культовом юмористическом научно-фантастическом романе Дугласа Адамса «Автостопом по Галактике», по которому в 2005 году был снят фильм с Мартином Фрименом в главной роли). По словам Тима Харфорда, журналиста Financial Times и автора успешной книги «Экономист под прикрытием», экономика изучает жизнь; свой второй труд он назвал «Логика жизни».
Еще никто из экономистов не утверждал, что экономика может объяснить Вселенную. На данный момент ее устройство остается сферой интереса физиков – и именно в этих ученых экономисты видели образец для подражания в своем стремлении сделать экономику истинной наукой. Некоторые даже приблизились к этому: они утверждают, что их наука исследует «мир». Вот как, например, звучит подзаголовок второго тома популярной серии Роберта Франка Economic Naturalist («Экономический натуралист»): «Как экономика помогает понять мир».
Во всех этих книгах присутствует упоминание «всего». Подзаголовок «Логики жизни» – «Экономика обо всем на свете». Согласно подзаголовку, «Фрикономика» Стивена Левитта и Стивена Дабнера – возможно, самая известная книга об экономике нашего времени – это исследование «скрытой стороны всего на свете». Роберт Франк согласен с этим мнением, хоть он гораздо скромнее в своих заявлениях. В подзаголовке первой книги из серии «Экономический натуралист» он пишет только «Почему экономика объясняет почти все». Вот так-то! Экономика (почти всегда) касается жизни, Вселенной и всего остального.
Если вы задумаетесь об этом, то поймете, что к экономике выдвигается одно требование, которое она не удовлетворяет, несмотря на то что, по мнению большинства неэкономистов, в этом как раз и заключается ее основная работа, – обосновать экономическую деятельность. В преддверии финансового кризиса 2008 года большинство экономистов убеждали общество, что рынки редко ошибаются и что современная экономика сумела найти решение тех немногих проблем, которые могут возникнуть. Роберт Лукас, обладатель Нобелевской премии по экономике 1995 года, в 2003 году заявил, что «проблема предотвращения депрессии решена». Таким образом, мировой финансовый кризис 2008 года застал большинство экономистов врасплох. Кроме того, они так и не сумели придумать достойное решение для избавления от затянувшихся последствий кризиса.
С учетом всего этого можно подумать, что экономическая теория страдает от мании величия – разве способна наука, которая не в состоянии разобраться даже в собственной сфере применения, заявлять, что она объясняет все или почти все?
Экономическая теория – это наука о рациональном выборе человека…
Вы можете подумать, что я несправедлив. Разве все эти книги не создаются для массового рынка, где ведется жестокая борьба за читателей, и, следовательно, разве издатели и авторы не склонны к известному преувеличению? И конечно, вы можете думать, что уж в серьезных академических обсуждениях точно не должны звучать громкие заявления о том, что данная дисциплина касается «всего».
Эти названия действительно несколько преувеличивают реальную ситуацию – но в определенных рамках. На самом деле преувеличения могут затрагивать вопрос о том, «как экономическая теория объясняет все, касающееся экономики», но не «как экономическая теория может объяснить вообще все».
Преувеличения такого рода возникли из-за способа, которым главенствующая в настоящее время школа экономической теории, так называемая неоклассическая школа, определяет изучаемую дисциплину. Стандартное неоклассическое определение экономикс, вариации которого используются до сих пор, было дано в 1932 году в книге Лайонела Роббинса «Эссе о природе и значении экономической науки». В своей работе Роббинс определяет экономикс как «науку, которая изучает поведение человека с точки зрения отношений между его целями и ограниченными средствами, допускающими альтернативное использование».
С этой точки зрения экономика больше характеризуется своим теоретическим подходом, а не предметом исследования. Она представляет собой науку о рациональном выборе , то есть о выборе, сделанном на основе целенаправленного систематического расчета максимально возможных результатов при условии использования неизбежно скудных средств. Предметом расчета бывает все что угодно: брак, рождение детей, преступления или наркомания (как однажды написал Гэри Беккер, известный чикагский экономист и обладатель Нобелевской премии по экономике 1992 года), – а не только «экономические» вопросы, которыми неэкономисты могут считать рабочие места, деньги или международную торговлю. Назвав свою книгу The Economic Approach to Human Behaviour («Экономический подход к человеческому поведению»), опубликованную в 1976 году, Беккер тем самым без лишней шумихи объявил, что экономика действительно касается всего.
Эта тенденция применения так называемого экономического подхода ко всему, названная критиками «экономическим империализмом», в последнее время достигла апогея в таких книгах, как «Фрикономика». Лишь небольшая часть этой работы на самом деле посвящена экономическим вопросам в том виде, в каком их представляет большинство людей. В ней рассказывается о японских борцах сумо, американских школьных учителях, чикагских бандах наркоторговцев, участниках телевикторин «Слабое звено», о риелторах и ку-клукс-клане. Большинство считает (и авторы признают это), что никто из перечисленных людей, за исключением риелторов и наркоторговцев, не имеет ничего общего с экономикой. Но сегодня, с точки зрения большинства экономистов, ситуации, когда японские борцы сумо устраивают сговор, чтобы помочь друг другу, или американские учителя исправляют оценки своих учеников, чтобы получить для себя лучшее назначение, пожалуй, представляют собой такие же экономические проблемы, как и вопросы, должна ли Греция оставаться в еврозоне, или как происходит борьба между компаниями Samsung и Apple на рынке смартфонов, или как можно сократить безработицу молодежи в Испании (которая на момент написания книги превышала 55 процентов). Для экономистов подобного рода «экономические» вопросы не обладают привилегированным статусом в экономике, это всего лишь некоторые из многих вещей (о да, я забыл, некоторые из всех), которые способна объяснить экономическая теория, поскольку приверженцы неоклассической школы определяют свой предмет с точки зрения теоретического подхода к изучению, а не его сути.
…или Действительно ли экономическая теория – это наука об экономической деятельности?
Очевидное альтернативное определение экономики, о котором я уже упоминал, – это то, что это наука об экономической деятельности. Но что такое экономическая деятельность?
Экономическая деятельность связана с деньгами, но так ли это?
Интуитивно понятным ответом большинству читателей может показаться утверждение, что экономическая деятельность в любом случае связана с деньгами – с их отсутствием, зарабатыванием, тратой, расходом, сбережением, заимствованием и возвратом. Это не совсем верное рассуждение, хоть оно и служит хорошей отправной точкой для размышлений об экономической деятельности – и экономике.
Сейчас, утверждая, что экономическая деятельность связана с деньгами, мы на самом деле не имеем в виду настоящие деньги. Деньги, будь то банкноты, золотые монеты или огромные, практически неподвижные камни, которыми пользовались очень давно на некоторых островах Тихого океана, – это просто символ. Деньги – символ того, что другие представители общества что-то должны вам отдать, или символ ваших претензий на определенные объемы ресурсов общества.
Вопрос о том, как деньги и прочие финансовые требования (такие как акции компании, производные финансовые инструменты и многие сложные финансовые продукты, о которых я подробнее расскажу в следующих главах) создаются, продаются и покупаются, представляет собой одну огромную область экономической науки, называемую финансовой экономикой. В современном мире, с учетом доминирования финансовой индустрии во многих странах, люди зачастую воспринимают финансовую экономику и экономику вообще как нечто эквивалентное, на самом же деле первая лишь малая часть второй.
Деньги – или претензии, которые вы предъявляете на какие-то ресурсы, – производятся различными способами. И многие области экономики касаются (или должны касаться) этого.
Работа – самый распространенный способ получения денег
Самый распространенный способ получить деньги, если вы не родились богатым, – работать (включая работу на себя самого). Так что многие области экономики связаны с работой . На этот счет существуют различные точки зрения.
Работу можно рассматривать с позиции отдельного работника. Найдете ли вы ее и сколько денег будете за нее получать, зависит от того, какими умениями вы обладаете и есть ли на них спрос. Вам могут платить очень высокую зарплату, если у вас есть чрезвычайно редкие навыки, такие, например, как у футболиста Криштиану Роналду. Вы можете потерять работу (и даже навсегда), если кто-нибудь изобретет машину, способную делать то же, что и вы, в сто раз быстрее – как случилось с мистером Бакетом, отцом Чарли, который накручивал крышечки на тюбики с зубной пастой, в экранизации повести Рональда Даля «Чарли и шоколадная фабрика». Вероятно, вы должны будете согласиться на более низкую заработную плату или худшие условия труда, если ваша компания начнет терять деньги из-за дешевого импорта, скажем, из Китая. И далее в таком духе. Таким образом, чтобы понять, что такое работа даже с точки зрения одного человека, мы должны обладать знаниями о навыках, технологических инновациях и международной торговле.
Заработная плата и условия труда очень зависимы от «политических» решений об изменении самих границ и характеристик рынка труда (я заключил слово «политические» в кавычки, поскольку разница между экономикой и политикой весьма условна, но мы вернемся к этой теме позднее, в главе 11). Вступление стран Восточной Европы в Европейский союз очень сильно повлияло на зарплату и поведение рабочих из стран Западной Европы, поскольку на рынке труда внезапно появилось большое число новых работников. Ограничения по применению детского труда в конце XIX – начале XX веков произвели противоположный эффект: произошло сжатие рынка труда, поскольку внезапно бо льшая часть потенциальных работников была изъята с рынка. Положения о продолжительности рабочего дня, условиях труда и минимальной заработной плате служат примерами «политических» решений, имеющих не столь радикальные последствия.
В экономике происходит множество трансфертов
Помимо работы, вы можете получать деньги с помощью трансфертов , то есть просто получать их от кого-то. Такие перечисления делают в виде финансовых средств или «натуры», то есть прямого предоставления продуктов (например, еды) или услуг (например, начального образования). Независимо от формы, денежной или натуральной, трансферты можно производить несколькими способами. К ним относятся: родительская поддержка детей, забота о пожилых родственниках и подарки от членов местного сообщества, скажем, на свадьбу вашей дочери. Некоторые перечисления осуществляются «людьми, которых вы знаете».
Существуют также благотворительные пожертвования – добровольные перечисления денег незнакомцам. Люди, иногда по отдельности, иногда коллективно (например, через корпорации или общественные организации), жертвуют средства, помогая другим.
С количественной точки зрения благотворительные взносы многократно затмеваются перечислениями по линии правительства, которое облагает налогами одних людей для субсидирования других. Поэтому многие области экономики, естественно, посвящены этим вопросам – или сферам, называемым экономикой государственного сектора.
Даже в очень бедных странах существуют государственные программы, разработанные ради обеспечения деньгами или продуктами (например, бесплатным зерном) людей, находящихся в сложной финансовой ситуации: пожилых, инвалидов, бездомных, голодающих. Однако более развитые общества, особенно в Европе, разработали системы и схемы трансфертов всеобъемлющего характера и гораздо более щедрые. Такие системы называют социальными государствами ; в их основе лежит прогрессивное налогообложение (те, кто больше зарабатывает, платит больше налогов – пропорционально своим доходам) и универсальная система пособий (по которой все граждане страны, а не только инвалиды или самые бедные жители имеют право на получение прожиточного минимума и основных видов обслуживания, например бесплатного здравоохранения и образования).
Заработанные или перечисленные ресурсы расходуются на потребление
Получив благодаря работе или переводам доступ к ресурсам, мы начинаем их расходовать. Поскольку мы физические организмы, то нам необходимо некоторое минимальное количество еды, одежда, тепло, жилье и прочие товары для удовлетворения основных потребностей. Далее мы потребляем другие продукты, соответствующие нашим более «высоким» духовным желаниям: приобретаем книги, музыкальные инструменты, тренажеры, телевизоры, компьютеры и тому подобные вещи. Мы также покупаем и потребляем услуги , такие как поездка на автобусе, стрижка, ужин в ресторане или даже отпуск за границей.
Итак, бо льшая часть экономической науки посвящена изучению вопросов потребления : как люди распределяют деньги между различными типами продуктов и услуг, как они делают выбор между конкурирующими сортами одного и того же продукта, как ими манипулирует и/или их информирует реклама, каким образом компании тратят средства на создание «имиджа своего бренда» и тому подобные.
И наконец, продукты и услуги нужно производить
Для того чтобы использовать продукты и услуги, сначала их нужно произвести: продукты – на фермах и фабриках, услуги – в офисах и мастерских. Это царство производства – той области экономики, которой пренебрегают с тех пор, как в 1960-х доминирующую позицию заняла неоклассическая школа, уделяющая особое внимание обмену и потреблению.
В традиционных учебниках по экономике производство выступает в роли «черного ящика», в котором каким-то образом какое-то количество труда (работы, выполняемой человеком) и капитала (машин и инструментов) объединяются, для того чтобы произвести продукты и услуги. Мало кто признает, что производство представляет собой нечто намного большее, чем просто комбинацию неких абстрактных частиц, называемых трудом и капиталом, и оно требует правильного управления большим количеством рутинных дел. Структура завода, методы управления работниками или профсоюзами, систематическое усовершенствование используемых технологий с помощью научных исследований – все это большинство читателей обычно не связывают с экономикой, несмотря на огромное значение данных аспектов для экономической деятельности.
Большинство экономистов с радостью оставят изучение этих вопросов «другим» – инженерам и управляющим компаниями. Но, если подумать, производство – это безусловное основание любой экономической деятельности. Действительно, изменения в сфере производства, как правило, оказываются наиболее мощными источниками социальных преобразований. Современный мир был создан в результате серии изменений в технологиях и системах, относящихся к сфере производства, которые произошли со времен промышленной революции. Экономисты и все остальные, чьи взгляды на экономику попали под влияние неоклассической школы, должны уделять намного больше внимания производству, чем уделяют сейчас.
Выводы: экономика как наука об экономической деятельности
По моему мнению, экономике следует давать определение не с точки зрения ее методологии или теоретического подхода, а с точки зрения ее сути. Ее предметом должна быть экономическая деятельность, которая включает в себя деньги, работу, технологии, международную торговлю, налоги и другие аспекты, осуществляемые способами, которыми мы производим продукты и услуги, распределяем полученные доходы и потребляем материальные блага, добытые таким образом, а не «жизнь, Вселенная и все остальное» (или «почти все остальное»), как считают многие экономисты. Подобное определение экономики выделяет эту книгу на фоне большинства других учебных пособий.
Определяя экономику с точки зрения методологии, большинство авторов предполагают, что существует только один правильный способ «делать экономику» – таков неоклассический подход. Худшие из них даже не сообщат вам, что есть и другие школы, помимо вышеупомянутой.
Определяя экономику как науку с точки зрения ее сути, эта книга подчеркивает тот факт, что есть множество различных подходов к экономике, каждый из которых имеет свои акценты, «слепые пятна», сильные и слабые стороны. В конце концов, мы хотим получить от экономической теории лучшее из возможных объяснений различных экономических явлений, а не постоянное «доказательство» того, что определенная экономическая концепция может объяснить не только экономику, но и все остальное.
Глава 2. От булавки до PIN-кода: капитализм 1776-го и 2014 годов
От булавки до PIN-кода
Какая вещь первой заслужила упоминания в экономической теории? Золото? Земля? Банковская деятельность? Международная торговля?
Нет. Булавка.
Да-да, та маленькая металлическая штуковина, которой большинство из вас не пользуются , – конечно, если вы не закалываете ею длинные волосы или не шьете самостоятельно одежду.
Именно производству булавок была посвящена вводная глава книги, которую обычно (хоть и ошибочно) считают первой книгой по экономике, – «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита (1723–1790).
Начиная с первых страниц, Смит утверждает, что основной источник увеличения богатства заключается в повышении производительности за счет большего разделения труда , то есть разбиения производственного процесса на мелкие специализированные операции. По его мнению, этот подход повышает производительность тремя способами. Во-первых, постоянно выполняя одну или две задачи, работники быстрее станут мастерами в том, что они делают («навык мастера ставит»). Во-вторых, за счет специализации им не придется тратить время, чтобы физически или умственно переключиться на другую задачу (сокращение «издержек переходного времени»). И последнее, но не менее важное, детальная разбивка процесса облегчает внедрение машин на каждом этапе, после чего он может выполняться со сверхчеловеческой скоростью (механизация).
Чтобы проиллюстрировать свое мнение, Смит приводит пример, как при разделении процесса производства булавок и делегировании каждому работнику одной или двух операций десять человек могут произвести 48 тысяч булавок в день (или по 4800 штук на каждого). Сравните этот результат с двадцатью булавками, которые, по утверждению Смита, производит один работник за день, если выполняет все действия самостоятельно.
Смит назвал производство булавок «пустяковым» примером и позже продолжил размышление о том, каким может быть более сложное разделение труда для других продуктов. Но, без сомнения, он жил в то время, когда тот факт, что над производством булавок работают десять человек, еще считался чем-то невероятным.
В течение следующих двух с половиной веков в сфере технологий произошли значительные перемены, инициируемые все бо льшим распространением автоматизации и использованием химических процессов, – и не в последнюю очередь в производстве булавок. Через два поколения после Смита производительность труда рабочего увеличилась почти в два раза. Следуя его примеру, Чарльз Бэббидж, математик XIX века, известный как отец идеи компьютера, в 1832 году принялся изучать фабрики по производству булавок. Он обнаружил, что каждый рабочий делает более восьми тысяч штук за один день. В течение дальнейших 150 лет технического развития производительность выросла в 100 раз, составив 800 тысяч булавок на работника в день, согласно проведенному в 1980 году исследованию кембриджского экономиста Клиффорда Праттена.
Рост производительности при изготовлении одних и тех же вещей, например булавок, – это только часть истории. Сегодня мы делаем очень много вещей, о которых люди во времена Смита могли только мечтать – например, летательные аппараты, – или которые даже не представляли себе – например, микросхемы, компьютеры, оптоволоконный кабель и другие технологии, которые нужны нам, чтобы использовать наши булавки… вернее, простите, наши PIN-коды.
Все меняется: как изменились действующие лица и институты капитализма
За время, прошедшее с эпохи Адама Смита до наших дней, изменились не только технологии или способы производства. Субъекты экономической деятельности – или люди, связанные с экономической деятельностью, – и экономические институты – или правила, определяющие организацию производственной и другой экономической деятельности, – тоже прошли через коренные преобразования.
Экономика Великобритании во времена Смита, которую он называл «коммерческим обществом», имела некоторые фундаментальные сходства с тем, что мы видим в большинстве современных государств. В противном случае его работа не имела бы никакого значения. В отличие от большинства стран того времени (за исключением Нидерландов, Бельгии и отдельных регионов Италии), Великобритания уже имела «капиталистическую» экономику.
Так что же такое капиталистическая экономика, или капитализм ? Это экономика, в которой производство организовано ради получения максимальной прибыли, а не для собственного потребления (как в натуральном хозяйстве , в условиях которого вы выращиваете еду только для себя) и не по политическим обязательствам (как в феодальных обществах и социалистическом хозяйстве, где политические власти, соответственно аристократы и органы центрального планирования, диктуют, что производить).
Прибыль представляет собой разницу между тем, что вы зарабатываете, реализуя продукт или услугу на рынке (ее еще называют выручкой от продаж или просто выручкой ), и стоимостью всех вложенных в производство сил и средств. В случае фабрики по изготовлению булавок ее прибыль составит разница между стоимостью проданных булавок и стоимостью всех ресурсов, вложенных в их производство: расходов на приобретение стальной проволоки, зарплату рабочих, аренды фабрики и прочее.
Капитализм был создан капиталистами – людьми, которые владели капитальными товарами . Капитальные товары, называемые также средствами производства, относятся к долговременным вложениям в процесс производства (например, в оборудование, в отличие от сырья и материалов). В обиходе мы также используем термин «капитал» для обозначения денег, вложенных в коммерческое предприятие.
Капиталисты владеют средствами производства либо непосредственно, либо, что сейчас встречается чаще, косвенно через доли (или акции ) компании – иными словами, документы, удостоверяющие право собственности на пропорциональную часть ее общей стоимости, – которой принадлежат средства производства. Капиталисты нанимают других людей, чтобы те работали на этих средствах производства, и платят им за это. Таких людей называют наемными работниками , или просто рабочими. Капиталисты получают прибыль, производя материальные блага и предлагая их другим людям на рынке , где продаются и покупаются продукты и услуги. Смит считал, что конкуренция среди продавцов на рынке гарантирует, что нацеленные на получение прибыли производители станут выпускать продукты с минимально возможными издержками, что в итоге окажется выгодно для всех.
Тем не менее сходство между капитализмом Смита и современным капитализмом не выходит далеко за пределы этих основных аспектов. Существуют огромные отличия между двумя эрами с точки зрения того, как основные характеристики – частная собственность на средства производства, погоня за прибылью, наемный труд и рыночный обмен – на самом деле реализуются на практике.
Капиталисты разных эпох отличаются друг от друга
Во времена Адама Смита большинством заводов и ферм владели и управляли отдельные капиталисты или товарищества, состоящие из небольшого числа людей, знавших и понимавших друг друга. Они обычно непосредственно принимали участие в производстве, часто лично присутствуя на территории завода, отдавая распоряжения работникам, ругаясь и даже избивая их.
Сегодня владельцы и управляющие большинства производственных компаний – это не физические лица, то есть корпорации. «Лицами» их можно назвать только в юридическом смысле. В свою очередь, они принадлежат к множеству людей, которые покупают их акции и совместно владеют ими. Но владение акциями не делает вас капиталистом в классическом смысле слова. Если вам принадлежит 300 из 300 миллионов акций Volkswagen, это не значит, что вы можете прилететь на завод, например, в Вольфсбурге, что в Германии, и начать давать указания «своим» работникам на «своей» фабрике относительно того, что касается одной миллионной части их рабочего времени. Владение предприятием и управление его деятельностью в крупных компаниях разделены.
В большинстве крупных корпораций сегодняшние владельцы несут за них ограниченную ответственность . В обществах с ограниченной ответственностью (ООО) или публичных акционерных обществах (ПАО), если в организации что-то пойдет не так, акционеры потеряют только деньги, вложенные в их акции, и на этом все закончится. Во времена Смита большинство владельцев компаний несли неограниченную ответственность, то есть, если дела шли плохо, им приходилось продавать свое личное имущество, чтобы выплатить долги, в противном случае они попадали в тюрьму. Смит выступал против принципа ограниченной ответственности. Он утверждал, что те, кто управляет подобными компаниями, не владея ими, играют с «чужими деньгами» (это его фраза, а также название известной пьесы, а впоследствии и фильма 1991 года с участием актера Дэнни Де Вито), следовательно, они не будут столь же бдительны в управлении, как те, кто рискует всем, что у них есть.
Кроме того, сегодня, независимо от формы собственности, компании организованы совершенно иначе, чем во времена Смита. В XVIII веке большинство предприятий были небольшими и имели всего одну производственную площадку с простой командной структурой, состоящей из нескольких мастеров, рядовых работников и, возможно, еще «смотрителя» (как тогда назывался наемный менеджер). Сегодня многие компании огромны, зачастую они нанимают десятки тысяч и даже миллионы работников по всему миру. Штат Walmart, например, насчитывает 2,1 миллиона человек, а в McDonald’s, включая все франшизы компании, трудится около 1,8 миллиона. Такие компании имеют сложную внутреннюю структуру, по-разному строящуюся из подразделений, центров прибыли, полуавтономных и других единиц, они нанимают сотрудников, предъявляя им высокие квалификационные требования, а размер заработной платы определяется сложной бюрократической системой управления.
Сотрудники тоже отличаются
Во времена Смита большинство населения не работало на капиталистов. Большая часть людей тогда трудились в сфере сельского хозяйства, даже в Западной Европе, где капитализм был наиболее развит. Незначительное меньшинство работало по найму на сельскохозяйственных капиталистов, большинство из которых в то время были мелкими фермерами либо арендаторами (людьми, арендующими землю и в качестве оплаты отдающими часть своей продукции) землевладельцев из аристократии.
В ту эпоху даже многие из тех, кто трудился на капиталистов, не были наемными работниками. Они все еще оставались рабами. Как тракторы или тягловый скот, рабы считались средствами производства, принадлежащими капиталистам, в особенности владельцам плантаций на Юге США, в странах Карибского бассейна, Бразилии и других. Спустя два поколения после публикации «Богатства народов» в Великобритании было отменено рабство (это произошло в 1833 году). Спустя почти столетие после первого выхода книги Адама Смита случилась кровавая гражданская война, в результате которой в США было отменено рабство (1862 год). В Бразилии конец рабству положили только в 1888 году.
Тогда как бо льшая часть людей, обслуживавших предприятия капиталистов, не были наемными работниками, многим из тех, кто все-таки нанимался, в наши дни никто не позволил бы трудиться. Это были дети. В то время мало кто считал, что в детском труде есть что-то неправильное. В своей книге A Tour Through the Whole Island of Great Britain («Путешествие по всему острову Великобритания»), написанной в 1724 году, Даниель Дефо, автор «Робинзона Крузо», выражал восхищение тем, что в Норидже, тогдашнем центре производства хлопчатобумажных тканей, «дети старше четырех-пяти лет уже могли сами зарабатывать себе на хлеб» благодаря запрету 1700 года на ввоз ситца – хлопчатобумажной ткани из Индии, высоко ценимой в то время. Впоследствии детский труд был ограничен, а затем вообще запрещен, но это случилось много лет спустя после смерти Смита, в 1790 году.
Сегодня в Великобритании и других богатых странах картина совершенно иная. Детям запрещено работать, за исключением небольшого количества часов для ограниченного круга видов деятельности вроде разноски газет. Сейчас нигде рабство не допускается юридически. Среди взрослых трудящихся около 10 процентов – частные предприниматели (они работают на себя), 15–25 процентов – государственные служащие, а все остальные – наемные работники, обслуживающие предприятия капиталистов.
Рынки изменились
Во времена Смита чаще всего рынки были местными или в лучшем случае национальными, за исключением рынков основных товаров, которые были предметом международной торговли (например, сахар, рабы, пряности), или ограниченного перечня промышленных товаров (например, шелковых, хлопчатых, суконных тканей). Эти рынки обслуживались многочисленными мелкими компаниями, что привело к состоянию, называемому современными экономистами совершенной конкуренцией , при которой ни один продавец не был способен влиять на цену. Современники Смита даже не могли представить себе предприятие, на котором трудится вдвое больше работников, чем население тогдашнего Лондона (0,8 миллиона человек в 1800 году), и которое осуществляет свою деятельность на территориях в шесть раз крупнее, чем площадь всех британских колоний того времени (компания McDonald’s работает в 120 странах).
Сегодня большинство рынков освоены и часто находятся под значительным влиянием крупных компаний. Некоторые из них – единственные поставщики (монополия ) или, что встречается чаще, одни из немногих поставщиков (олигополия ) не только на национальном уровне, но и все чаще на глобальном. Например, Boeing и Airbus поставляют около 90 процентов гражданских воздушных судов по всему миру. Компании также могут быть единственным покупателем (монопсония ) или одним из немногих покупателей (олигопсония ).
В отличие от небольших фирм времен Адама Смита, монополистические или олигополистические компании способны влиять на конечные показатели рынка, обладая тем, что экономисты называют рыночной властью . Компания-монополист намеренно ограничивает добычу, чтобы поднять цены на свой продукт до той степени, которая обеспечит максимум прибыли (технические особенности этого процесса объясняются в главе 11). Олигополистические компании не способны манипулировать своими рынками так же, как монополистические, но они могут сознательно вступить в сговор, чтобы увеличить свою прибыль, не сбивая цены ради переманивания клиентов друг у друга, – это называется картель . Подобное положение дел привело к тому, что в наше время в большинстве стран принято законодательство о защите конкуренции (иногда называемое антимонопольным ), которое борется с подобными действиями, мешающими свободной конкуренции, разрушая монополии (например, в 1984 году американское правительство закрыло телефонную компанию AT&T) и запрещая сговоры среди олигополистических компаний.
Монопсонические и олигопсонические компании считались теоретическими редкостями всего несколько десятилетий назад. Сегодня для формирования нашей экономики некоторые из них имеют большее значение, чем монополистические и олигополистические компании. Используя (иногда на глобальном уровне) свое уникальное положение в качестве одного из нескольких покупателей определенных продуктов, такие компании, как Walmart, Amazon, Tesco и Carrefour, оказывают огромное – иногда даже определяющее – влияние на то, что именно будет производиться, где, кто получит прибыль и в каком размере, а также что станут покупать люди.
Деньги (финансовая система) тоже изменились
Сейчас мы воспринимаем как должное, что в каждой стране только один банк, то есть центральный банк , выпускает банкноты и монеты, как, например, Федеральная резервная система в США или Банк Японии. В Европе времен Адама Смита большинство банков (и даже некоторые крупные торговцы) печатали собственные денежные знаки. Это не были банкноты в современном смысле этого слова. Каждая бумага предназначалась конкретному человеку, имела уникальную ценность и подписывалась лицом, выдавшим ее. Только в 1759 году Банк Англии приступил к выпуску банкнот фиксированного номинала, в 10 фунтов (пятифунтовые банкноты появились только в 1793-м, через три года после смерти Адама Смита). А уже в 1853 году были выпущены полностью отпечатанные банкноты без имени получателя платежа и подписи кассира. Но даже такие бумаги не были банкнотами в современном смысле слова, поскольку их ценность прямо зависела от стоимости ценных металлов, золота или серебра, которыми обладал банк-эмитент. Это был так называемый золотой (серебряный и т. д.) стандарт .
Золотой (серебряный) стандарт – это денежная система, в которой купюры, выпущенные центральным банком, можно свободно обменять на определенное количество золота (или серебра). Это не означает, что центральный банк должен обладать запасом драгоценных металлов, равным стоимости выданной валюты, тем не менее конвертируемость бумажных денег в золото вынудила банки иметь очень большое количество таких запасов – например, Федеральная резервная система США хранила золотой запас, эквивалентный 40 процентам стоимости выданной ею валюты. В результате вышло так, что центральные банки стали обладать совсем небольшими полномочиями в принятии решения о том, сколько бумажных денег они могут выдать. В 1717 году Великобритания первой приняла золотой стандарт – сделал это Исаак Ньютон, который в то время был главой Королевского монетного двора, – а остальные европейские страны перешли на него в 1870-х. Эта система сыграла очень важную роль в эволюции капитализма при жизни ближайших двух поколений (мы рассмотрим подробнее эту тему в главе 3).
Использование банкнот – это одно дело, но хранение денег в банках или заимствование у банков, то есть банковские услуги , – совсем другое. Данная сфера при Адаме Смите была развита еще меньше. Три четверти населения Франции не имели доступа к банковским услугам до 1860-х годов. Даже в Британии, где с банковской индустрией дело обстояло значительно лучше, банковские услуги были фрагментированы, а процентные ставки в разных областях страны варьировали даже в течение значительной части XX века.
Фондовые рынки , на которых покупаются и продаются доли (акции) компаний, существовали за пару веков до начала эпохи Смита. Но, учитывая, что всего несколько компаний выпускали акции (как я уже говорил, в то время существовало очень мало обществ с ограниченной ответственностью), фондовый рынок оставался второстепенным участником разворачивавшейся капиталистической драмы. Хуже того, многие люди считали фондовые рынки чем-то вроде игорных домов (некоторые скажут, что они и сейчас остаются такими). Регулирование фондового рынка было минимальным и практически не выполнялось; биржевикам не вменялось в обязанность предоставлять исчерпывающую информацию о компаниях, акции которых они продавали.
Другие финансовые рынки оставались еще более примитивными. Рынок государственных облигаций , то есть долговых расписок, которые можно передать любому, выпускавшихся государственными займами (именно он стал центром европейского кризиса, который трясет мир с 2009 года), существовал только в нескольких странах, таких как Великобритания, Франция и Нидерланды. Рынок корпоративных облигаций (долговых расписок, выпускаемых компаниями) был слабо развит даже в Великобритании.
Сегодня финансовая индустрия у нас высоко развита (некоторые бы даже сказали, что чересчур). Она состоит не только из банковского сектора, фондового рынка и рынков облигаций, но все больше включает в себя рынки финансовых инструментов (фьючерсы, опционы, свопы) и такие финансовые продукты, как MBS (ценные бумаги с обеспечением активами), CDO (обеспеченные долговые обязательства) и CDS (кредитные дефолтные свопы). (Не волнуйтесь, в главе 8 я объясню, что все это значит.) В конечном счете система опирается на центральный банк, который выступает в качестве кредитора в последней инстанции и без ограничений выдает займы во время финансового кризиса, когда все остальные не хотят кредитовать. Действительно, отсутствие центрального банка делало управление финансовой паникой во времена Смита чрезвычайно сложным.
Сегодня существует множество правил, регламентирующих действия участников финансового рынка: какую сумму, кратную их собственному капиталу, они могут дать взаймы; какую информацию о себе должны открывать компании, продающие свои акции; какие виды активов имеют право держать финансовые учреждения (например, пенсионным фондам нельзя приобретать рискованные активы). Несмотря на все это, кратность и сложность финансовых рынков сделали сложным их регулирование – подтверждение чему мы увидели после глобального финансового кризиса 2008 года.
Заключение: изменения реального мира и экономические теории
Глядя на эти разительные различия, можно сделать вывод, что за последние два с половиной столетия капитализм претерпел огромные изменения. Несмотря на то что некоторые из основных принципов, провозглашенных Смитом, остаются в силе, они актуальны только в самых общих чертах. Например, конкуренция среди коммерческих компаний по-прежнему основная движущая сила капитализма, как и в схеме Смита. Но она не работает для маленьких, малоизвестных компаний, которые, подстраиваясь под вкусы покупателей, добиваются победы с помощью повышения эффективности использования определенной технологии. Сегодня конкуренция ведется среди огромных транснациональных корпораций, у которых есть возможность не только влиять на цены, но и выводить технологии на новый уровень за короткий промежуток времени (вспомните о битве между Apple и Samsung) и манипулировать вкусами покупателей с помощью брендов и рекламы.